– Хозяюшка ваша – знатная стряпуха, – обмолвился Фёдор Гаврилович, испробовав принесенных щей.

– А как она умеет ткать да вышивать! – проговорил бортник Андрей. – Мастерица она у меня, – затейница! Сия скатёрочка – ее работа…

Фёдор Гаврилович сразу, как сел за стол, приметил дивную скатерть. Загляденье! Красота неописуемая! Словно на ладони – княжий терем в окружении церквей со златыми куполами. У подножия холма река несёт свои воды, а на берегу её раскинулись посадские избы, окаймляя торговую площадь – купеческие ряды с заморскими товарами. Того гляди оживёт сей чудный образ, и услышит Фёдор Гаврилович плеск воды в реке, пение птиц и шум торга.

– И впрямь мастерица, – вымолвил он, открыв рот от удивленья.

– Жаль будет расставаться с такой дочерью, – вздохнул бортник Андрей.

– Да, но чему быть, того не миновать! Господь установил сей порядок, – говорил Фёдор Гаврилович, а Иван поддакивал ему. Дарья, между тем, сидела в сторонке, не встревая в мужской разговор. Василий тоже молчал, украдкой поглядывая на неё. Когда Иван Гаврилович осушил третью медовую чарку, Андрей кивнул сыну:

– Митя, ступай, принеси-ка ставленого!

Димитрий скрылся в чулане, а вернулся со штофом, наливая в чарки гостям нового мёда. Испробовав его, Иван Гаврилович воскликнул:

– Славно! Изрядный мёд. Вкус отменный!

– Сей напиток, – молвил Андрей, – мы поставляем в Москву: князь Иван Данилович вельми доволен! Кстати, ту смоляную бочку, что ставил в землю отец мой, Царствие ему Небесное, вынимал я десять лет спустя.

– Знатные у нас будут сродники, – шепнул Иван Гаврилович брату на ухо. – С князьями знаются!

Вскоре сваты захмелели. Бортник Андрей потчевал гостей, а сам не притрагивался к чарке.

– Пора нам, в путь-дорогу, – сказал, наконец, Фёдор Гаврилович. Но едва он поднялся с почётного места своего, как ухватился за стол, чтобы не упасть.

– Оставайтесь у нас, гости дорогие, места всем хватит, – пряча улыбку в уголках губ, промолвил бортник Андрей.

Дарья постелила на лавках перины для гостей, – они улеглись, и вскоре стены избы сотряслись от дружного мужицкого храпа. Димитрий полез на полати. Василий остался за столом, ожидая слова хозяина дома. Бортник Андрей окинул его долгим строгим взглядом:

– Теперича пришло время и для разговора. Дарья, поди сюда.

Девица встрепенулась и оказалась подле отца своего.

– Я не ведаю, – продолжал бортник Андрей, – чем ты приглянулся моей дочери… Дарья мудра не по годам и зело похожа на свою мать. Она желает выйти замуж за тебя. Я же не пойду супротив её воли! И то правда, что засиделась она в девках. Соседи посмеиваются. Но знай, коли обидишь дщерь мою хоть однажды, пощады от меня не жди!

– Люба она мне. Я беречь буду её – голубку мою, – негромко отозвался Василий.

– Что ж, так тому и быть, – угрюмо промолвил Андрей. – Подойди.

Он соединил их руки и, взглянув на потемневший лик Спасителя, сказал:

– Благословляю вас, дети. Живите дружно и в горе, и в радости…

А утром порядили – быть свадьбе опосля страды!

– За Дарью в приданое я даю суконные ткани, восковые круги, бочки мёда варёного… Одна дщерь у меня – ничего для неё не пожалею! – мрачно проговорил бортник Андрей. Фёдор Гаврилович остался доволен сватовством и переменил своё мнение: «Мало ли что люди калякают! Добрый гостеприимный дом. Ведут торг с самим князем! Девка – хорошая хозяйка…» Его несколько смущали её глаза, чёрные как угольки: «Наши девки голубоглазые. Но… разве за глаза выбирают жён?» Он выкинул из головы все свои прежние думы и сосредоточился на двух мыслях: убрать хлеб да женить сына…

Пролетели счастливые деньки. Дарья шла под венец. По лицу у неё текли ручейками слёзы… После венчания заплели ее волосы в косы, обернули их окрест головы, покрыли кичкой