– Какой тиран посмел бы лишить оливу ее морщин? – воскликнула она на второе утро.
Мы остановились в полутени оливковой рощи. Дафна прислонилась к массивному стволу, изрытому ямками и трещинами, гладила шершавую кору, ласкала неровности, напоминавшие заколдованных чудовищ, которые только что высвободились из плена.
– Какой тиран посмел бы лишить оливу ее морщин?
Ее фраза выдавала афинянку, больше ценящую свободу, чем оливу. Под этим сине-зеленым растительным куполом она рассказала мне, как был основан ее город:
– Афина и Посейдон поспорили, кто станет покровителем города, который назывался в то время Кекропией. Чтобы жители сделали между претендентами выбор, те совершили чудеса. Посейдон ударил трезубцем о землю, и из земли забил источник соленой воды, а Афина вонзила в землю посреди Акрополя копье, и тотчас выросло оливковое дерево. Народ выбрал Афину. Дерево с вечнозеленой листвой, с негниющей корой дает пищу, плодородие и богатство. Оно неистребимо и выбрасывает все новые побеги. Оно едино и множественно, оно символизирует нашу политическую систему, демократию: тысяча листьев, объединенных стволом.
Своим городом гордился всякий грек – я в том убедился, подслушивая разговоры в святилище, – но Дафна, как все афиняне, боготворила свой город с гордостью превосходства и не сомневалась, что располагает неопровержимыми доказательствами его первенства. И Афины стали манить меня еще сильнее.
Хоть мы путешествовали налегке, шагая с нашим осликом под солнцем и под звездами, Дафна умудрялась нам устраивать настоящие пиры. Она безошибочно выбирала лучшие сыры и фрукты, а на скудном огне, разложенном на камнях, готовила изысканные кушанья. Особенно меня восхитили жареные завирушки. Она показала мне этих пташек с пестрым оперением и тонким клювиком, которые стайками порхали среди веток и лакомились переспевшими фигами.
– Посмотри на завирушек! Летом они покидают леса, где прячутся во время гнездования, и летят на виноградники и в фиговые рощи. В это время они кормятся уже не насекомыми, а фруктами. Отгонять их в эту пору бесполезно, они тут же вернутся. Гурманы считают, что среди мелких птиц это лучший деликатес. Я куплю их, если нам встретится торговец, наловивший их силком.
Не прошло и часа, как удача нам улыбнулась. Когда я возмутился дороговизной птичек – продавец запросил немалую сумму за четырех крохотных завирушек, – Дафна мне возразила:
– Если бы завирушка была размером с фазана, она стоила бы как арпан земли.
Вечером Дафна их зажарила и протянула мне, завернув в душистый виноградный лист с прожилками. Распробовав угощение, я восхитился. Жирное нежное мясо хранило аромат сочных и душистых фруктов, съеденных птичками.
На пятый день мы подошли к Афинам. Мы их еще не увидели, но появились предвестники большого города. Плантации олив стали гуще и регулярней – они, как вымуштрованные часовые, выстраивались вдоль дороги. Движение стало оживленнее; к пешеходам, все более многочисленным, добавились водоносы и водовозы, торговцы рыбой и овощами, повозки, всадники и солдаты. И уже в гуще толпы мы достигли городских стен. Я испугался, что меня не впустят… Дафна подошла к часовому и проговорила с аристократическим афинским акцентом:
– Мой муж, метек из Дельф.
Метек? Я не знал, что это за титул, но часовой нас пропустил.
Афины не просто поразили меня, но привели в восторг.
Я был ошеломлен. Зрелище оказалось столь неожиданным, будто я высадился на другую планету. В городах, доселе мне знакомых, я не встречал подобных достижений. Родом я был из дикого мира, населенного по большей части кочевыми охотниками и собирателями, я видел возникновение первых деревень, хижины которых опасливо жались к источникам воды. Затем я узнал Месопотамию и Египет с их могущественными городами; города Тигра и Евфрата, окруженные укреплениями и каналами, являли неумеренность правившего ими тирана и свидетельствовали об абсолютной власти; обширные города Нила подчеркивали скорее неумеренность богов и своими пирамидами, рядами гигантских статуй и монументальными святилищами напоминали человеку, что он лишь жалкий червь перед лицом тайны. Здесь излишеств не было: Афины воплощали соразмерность человеку. Здешние улицы, площади и здания встречали горожанина архитектурой, которая не пугала, а дружески обнимала. Даже высившийся в центре холм, белый Акрополь, оживленный разноцветными храмами, не подавлял окружавшие его городские кварталы; он служил для всех ориентиром. Отсюда был изгнан страх, над роскошью возобладала гармония, Афины дышали счастьем.