Вскоре, после благодарных ласк и поцелуев, я отстранился. И с удивлением увидел, что соломенный тюфяк испачкан кровью: Дафна подарила мне свою девственность! Я был уверен, что имею дело с искушенной любовницей, мастерицей сексуальных игр, с женщиной, которая точно знает, как насладиться мужчиной, но я неверно истолковал ее пыл. То была отвага застенчивости, а не дерзость плутовства. Она покорила меня не профессионализмом в любовной науке, а искренностью и неискушенностью.

– Какой подарок ты мне сделала, Дафна! Неужели я первый?

Вместо ответа она мило фыркнула.

– Но почему я? – не унимался я.

– Потому что это ты.

Мы оба уставились на своды пещеры, рельеф которых смягчало кружево мха.

– Аполлон сказал устами пифии. Бог мне…

Она запнулась. Не в силах сдержать любопытства, я подбодрил ее:

– О чем ты его спросила?

– Моя старшая сестра вышла замуж. Пришла моя очередь. Пять лет назад… Хоть мне уже и минуло двадцать, получается так, что я нахожу сотню отговорок, чтобы отказать женихам.

– Ты ведешь себя как настоящая Дафна…

– Вот именно! – подхватила она. – Но меня беспокоят мои холодность и равнодушие. Вот я и спросила Аполлона, встречу ли наконец человека, который будет мне по сердцу.

– И что он тебе ответил?

– «Тебя уколет стрела, и она приведет тебя к нему». – Она пристально на меня взглянула. – Стрела – это жало скорпиона. Оно привело меня к тебе.

У нее не было и тени сомнения. Она отвергла бы другие толкования.

Дафна нахмурилась, в ее глазах мелькнула тревога.

– А ты? Что тебе предсказал оракул?

Я не мог себе позволить такой же искренности.

На секунду замявшись, я объявил:

– Что я отправлюсь в Афины!

Она так и подскочила от радости:

– Ну вот, все сошлось: мы любовники Аполлона. Он пожелал нашей встречи и нашего союза. Когда отправимся?

– Хоть завтра.

Когда жизнь круто меняется, удивительна не новизна, а простота, с которой мы ее принимаем. Идти вместе с Дафной к Афинам казалось мне естественным, я шел дорогой своей судьбы.

И физическая сторона наших отношений, и духовная отличались непринужденностью. Мы уступили внезапному наплыву чувства, тотчас переспали, и это освободило нас от долгих подступов к любви. Мы не размышляли, не задавались вопросом, нравимся мы друг другу, займемся ли любовью – ни колебаний, ни заминки в приручении партнера. Все решилось стремительно и с полнейшей ясностью. Эрот, несомненно посетивший этим утром гору Парнас, вынул из колчана две стрелы с золотыми наконечниками и своей целью выбрал нас.

Дафна и Аргус, любовники Аполлона…

Само собой, мы без конца целовались, повторяли слова любви и тут же доказывали ее делом. Все четыре дня пути мы не лишали себя этих восторгов.

Купив осла, я навьючил на него котомку Дафны и свои пожитки – опустошил пещерку, выгреб из нее ценности, но кое-что из них припрятал в укромном месте, тщательно замаскировав: немного денег и букетик фиалок… Ослик был крепконогий и черноглазый, он то и дело прядал своими большими чуткими ушами и оказался славным попутчиком.

– Дафна, надень шляпу. Ее место на голове, а не в руках.

– Я не хочу стать седой![11]

Всю дорогу Дафна весело щебетала, но не на манер воробья, который без умолку чирикает одно и то же, а скорее по-соловьиному, изобретая все новые мелодические узоры. Наделенная живым воображением, она на все смотрела особым взглядом и дарила миру свою непосредственность. На перекрестке дорог, где другой заметил бы старуху, что, уткнувшись носом в шейный платок, косит кривым ножом травы, Дафне привиделась переодетая богиня, оберегавшая нашу любовь. Когда небо затягивалось облаками, она видела в том вмешательство Зевса, желавшего избавить нас от изнурительной жары. Послушать ее, заря нам желала доброго дня, сумерки готовили брачное ложе, ночь нас охраняла. Дафна была поэтична до суеверности: если дорогу нам перебегал горностай, она замирала, пока по этой дороге не пройдет кто-то другой, или кидала перед собой три камешка. Она толковала явления, согласуя их со своими желаниями и чувствами. Все вокруг нее обретало гармонию. Ее пылкая наивность мне не приедалась: рядом с Дафной я ощущал себя если не в центре мироздания, то где-то от него поблизости.