– Двигатель…

– Извиняй?..

Неолог с лёгкой растерянностью посмотрел на человека.

– Что вращает колесо?

– Не знаю, – пожав плечами, сказал человек.

– А зачем вы здесь сидите?

Человек посмотрел на Неолога мягким, снисходительным взглядом, каким обычно смотрят на детей.

– Ну смотри, – начал человек. В его глазах, давно лишённых воды, заиграли искорки радости – видно, что ему было тяжело держать в себе столько новостей, сколько (должно быть) накопилось за это время. – значит, прогнали меня с учительской должности, дескать, не знал ни черта, а детям дичь толкал. А я не понимаю, кто из этих учителей хуже меня, ну пусть я рассказывал про свою жизнь вместо того, чтобы учить какой-то… какой-то… да я уж и не помню, как зовётся этот предмет-то, и чёрт с ним… Но я же раздавал детям пятёрки направо и налево, не знаю, что такого, вон другие учителя чему-то учат, портят аттестат, и потом эти учёные, тьфу ты, никуда не проходят… А вот мои везде поступали, ко мне вот приходили из комиссий, спрашивали, как ученики предмет, значит, знают, а я им, значит, говорю: «Твёрдо знают, молодцы!». Они понимали, хвалили меня и уходили, и так из года в год. В общем-то, я так и не понял, почему меня после моей успешной карьеры уволили; благо, выпускники, все крупные, важные люди, пустили в ход свои связи какие-то, да и всё тут – даже штрафовать не стали, просто отпустили всякие завучи-директора, говорят: работу ищи, господин ты хороший. Ну и вот, один из выпускников, значит, имеет в партнёрах бизнесмена, так тот мне предложил вот что: идёшь, значит, сюда, и следишь, чтобы с колесом всё было в порядке. Ну вот я и сижу, смотрю, чтобы с колесом, значит, всё в порядке было. Он сказал, через пять лет придёт, посмотрит. А до тех пор! Не, не надо. Вот я, значит, здесь сижу, наблюдаю, да. Вот так. А вас он послал, чтобы поменять, да? – глаза учителя заискрились ещё пуще.

– А что случилось с того момента, как вы сюда попали? – нетерпеливо спросил Неолог.

– А ничего, работает себе и работает. Вон, здесь глазок, я в него смотрю; если днём в глазке что-то мелькает, это значит, что колесо работает, спицы вращаются… А ночью я сплю, ха-ха, я же не дурак брать работу на ночь; иначе не пришёл бы, и точка! – человек рассмеялся, но вместо смеха у него вышел лишь какой-то скрипучий лай. Неолог не выдержал.

– А зачем за ним смотреть? Что будет, если оно сломается? И как ты сможешь его починить, если вы сидите тут одни, город чёрт знает где, дорог рядом нет, инструментов при вас нет и вылезти вы не можете?

– Остынь, дружок, – испуганно и со странным придыханием вымолвил человек, – я делаю свою работу. Колесо работает, я слежу. Вот моя работа. Остальное – к начальству.

– А когда придёт ваше начальство?

– Не знаю, я не считаю дни.

– В каком году оно вас оставило?

Человек назвал год. Неолог несколько ошарашенно попросил повторить год. Человек повторил год. В глазах Неолога изобразился ужас, сменившийся злобой. Он повернулся к старику, всё не решаясь говорить и вместо этого быстро открывая и медленно закрывая рот.

– Вы… вы знаете, что с того момента прошло сто сорок лет?

– Ха-ха-ха, ну ты шутник.

– Я не шучу! Вас обманули!

Человек сдвинулся с места в сторону Неолога. От движения у него в нескольких местах хрустнула нога. Лицо его было опущено, глаза, словно стыдясь непонятно чего, скрылись под веками.

– Шёл бы ты отсюда, сынок… Зачем почём зря клеветать на начальство? Оно знает, что делает, а ты даже не знаешь, что говоришь.

Старик поднял лицо. На нём была злость, но Неолог различил и сомнение. Он знал, что старик смутно ощущал приближение некой угрозы, которая только что была такой сказочной и далёкой. Он цепляется за каждую мысль; он начинает думать о последствиях. Это чувство можно отогнать усилием воли, стряхнуть со своей шеи, но если ему внять, оно будет безудержно расти, а угроза будет становиться всё ближе и ближе, ближе и ближе…