Облокотившись на подоконник, она стояла и смотрела, поворачивая голову, то в одну сторону, то в другую, пытаясь уловить любое движение на улице. Но, там было пустынно, будто все вымерли и нет ни одной живой души, которая бы смогла это опровергнуть.

«Он не придет», − тоскливо подумала Марина и закусила губу. − «Он не придет, потому что я его жду. Это такой закон подлости. Он всегда срабатывает там, когда ты наиболее уязвим в своих желаниях».

Славка обещал появиться в семь часов вечера. Было уже двенадцать минут восьмого, а в дверь так никто и не позвонил.

Марина чуть не плакала. Единственный резон, заставляющий ее держаться, это тщательно нанесенная косметика на лицо. Тушь, серые тени, розовая помада, тайком унесенная из материнской сумки, хотя мать, практически и не пользовалась ими.

Целых два раза пришлось умываться, прежде чем полученный результат удовлетворил Марину. Глаза, неизвестно каким образом, удалось выгодно подчеркнуть, отчего они теперь казались, просто огромными. А сколько вылилось злости на мелкую расческу, которая никак не хотела уложить тонкие мягкие волосы в крутую волну, что должна была спадать на щеку. В итоге, после нескольких безуспешных попыток, оставленные в покое волосы, легли в свое привычное положение.

И вот теперь, после такой напряженной подготовки к свиданию, Марина стояла у окна и чувствовала, как в душе, вслед за обидой, поднимается волна негодования, что ее красоту, с таким трудом наведенную и которую, она уже никогда не сможет повторить, останется без должного внимания со Славкиной стороны.

Она нетерпеливо покусывала, накрашенные губы и уже не знала, что ее больше волнует. То, что Славка не пришел или то, что он так и не увидит, какая она сегодня, ослепительно красивая.

Уже двадцать пять минут дежурства у окна и, она, готова простоять еще не меньше часа, но внезапно, ее упорность прервал телефонный звонок. Одним рывком она отдернула белую тюль и бросилась бежать к телефону, опережая свой участившийся пульс. Людмила Сергеевна тоже услышала звонок, но даже пошевелиться не успела, как Марина вихрем промчалась мимо нее.

− Осторожнее, − крикнула она, вдогонку дочери, и уже тише добавила. − Темно же.

Но дочь не слышала ее голоса, она уже схватила трубку и кричала в нее, будто на том конце провода могли ее не расслышать, хотя на самом деле она старалась перекричать звук своего бешеного пульса.

− Да… слушаю!

− Что орешь, как бешенная?

Все. Пульс остановился. Это была Анька.

− А… это ты, − вяло произнесла Марина, потом спохватилась и быстро произнесла. − Анька, дружочек, не занимай телефон. Славка задерживается, может позвонить.

− Он не позвонит, − сказала Анька.

− Нет, он сегодня обещал прийти, − упрямо заявила Марина. − Не наговаривай.

− И сколько ты уже ждешь? − добродушно спросила Анька.

− Совсем немного. Минут десять.

− Можешь не ждать. Я его сейчас видела.

− Где!?

− У себя, в подъезде.

− Что? − не поняла Марина.

− Да, да. У себя, в подъезде. Только что.

− А что он там делает? − опешила Марина.

− Вот и я тебе звоню, чтобы узнать.

− Нет, не может быть, − упрямилась Марина. − Ты ошиблась, скорее всего.

− Я, его белую башку, с другой, никогда не перепутаю.

Марина задумалась. Анька хорошо знала Славку, значит, ошибиться не могла. Несомненно, она видела его, только, вот вопрос. Что он там делал? Что он делал там, когда она его ждет, уже столько времени, здесь?

Анька тоже замолчала, предоставив Марине возможность собраться с мыслями. Она прекрасно понимала чувства своей подруги, но не разделяла ее патологической привязанности к белобрысому парню, который, по ее мнению, просто наплевательски к ней относился.