В моем соннике появлялось всё больше записей. Причем записывала я не только сны, но и свои мысли, вопросы и выводы. С наступлением октября на дворе стало еще более одиноко и промозгло. Дожди были затяжными, иногда по нескольку дней. Дни становились всё короче и короче, ночи холоднее, поэтому мы с дедом повытаскивали уже все латаные одеяла. Печка была слишком старая и часто дымила, тепла она и вовсе не давала.

Учеба нам с мальчишками надоела, едва начавшись, а сейчас особенно припекла, поэтому мы слыли активными прогульщиками. Благо, прогуливать было где: село не маленькое, а на любой базе отдыха можно даже затеряться. Правда, ходить по ним уже не очень приятно: все было сонным и унылым. Спали деревья: липы, яблони, груши и катальпы, которые я, по своему невежеству, называла либо «катапальты», либо «катапульты».

Деда стали вызывать в школу, поэтому часто у нас дома были слышны крики и ругань.

Я убегала от него и возвращалась поздно, просиживая дни на пирсе у Десны напротив базы «Стрела».

К концу октября стало совсем холодно, особенно это ощущалось у реки. Поэтому, надев шапку, свитер потеплее и две пары колготок, я все равно продолжала гулять вдоль Десны. Иногда гуляла одна – хотелось отдохнуть от всех. Кроме того, мальчишки все еще не забывали меня учить чему-нибудь новому, но осенью мой мозг отказывался адекватно реагировать на полученную информацию.

– Снежка, а что ты тут делаешь одна? – Я обернулась и увидела Анастасию Ивановну.

– Гуляю, – просто ответила. – Здрасьте, Анастасия Ивановна.

– Здравствуй, – она кивнула, – как себя чувствуешь? Ты тепло одета?

– Да нормально, – я пожала плечами, – не сахарная ведь – не растаю.

– Ты переживаешь? Беспокоит тебя что-то? – спросила Анастасия Ивановна.

– Да я просто о разном думаю. Например, вы видели базу новую, которую разобрали?

– Новую? – она удивилась. – А почему ж разобрали новую базу?

– Она, видите ли, с радиационным пятном.

Наша фельдшер поменялась в лице.

– Быть не может, – тихо сказала она.

– Чего не может? Вы знаете что-то?

– А ты что знаешь? – вопросом на вопрос ответила она.

– Радиация – это невидимый яд, – повторила я скупую информацию, которой со мной поделился Олег.

Она согласно кивнула:

– Ну вот, ты знаешь.

– Да что я знаю, Анастасия Ивановна? – вскинулась. – Я хочу знать то, что дед мне не говорит.

– Снежана, у него на то есть свои причины. Думаю, это личное. То, что лежит еще до твоего появления на свет, – серьезно сказала моя спасительница с васильковыми глазами.

– Расскажите мне, пожалуйста, что знаете, – я умоляющим взглядом посмотрела на нее.

– Дедушка твой запретил кому бы то ни было упоминать при его семье страшную напасть, именуемую радиацией. Он запретил говорить, откуда она взялась, что принесла и что может принести. В селе, конечно, кто-нибудь «слишком доброжелательный» обязательно бы что-то рассказал, но в том и соль, что люди сами не понимают до конца, что оно за яд такой.

– И даже вы не понимаете? – я не поверила.

– И даже я, – она согласилась. – Скажу тебе так: радиация – это и яд, и лекарство. Как говорится, в капле лекарство, а в ложке – смерть. В больших количествах радиация убивает, стирает с лица земли все живое, поражая своим смертоносным излучением десятки-тысячи километров.

– Излучение? Это как вообще?

– Это будет у тебя физика в школе – тебе расскажут, – она улыбнулась.

– Ну, Анастасия Ивановна…

– Это яд, который, грубо говоря, своим невидимым свечением убивает.

– Невидимым свечением? – я нахмурила лоб. – Это как так? Если это невидимое свечение, откуда вы знаете, что оно есть?

– Есть специальные приборы, – пояснила фельдшер.