Я не знала, что дедушка вернулся через пару минут после того, как я потеряла сознание. Оказалось, что Петровна услышала крики и отправила Виталика за Анастасией Ивановной, сама же побежала к соседу – Витьке, здоровому такому мужику, чтобы он усмирил «снова вопящую Аньку». Собственно, как потом говорил дед, жители села собрались на удивление быстро и вовремя. Когда он пришел, мать забирала «скорая», а меня осматривала Анастасия Ивановна.

В сознание я пришла довольно быстро. Медики, бегло осмотревшие меня, констатировали, что «с девочкой что-то не так». Анастасия Ивановна сказала, что знает, что делать, поэтому их отпустила.

– Ростислав Андреевич, – к дедушке подошел участковый, который иногда любил учить меня жить, – ваша дочь напала на своего ребенка. Это подсудное дело. Но, она, похоже, невменяемая.

Дед устало посмотрел на него, потом бросил взгляд в сторону кровати, на которой лежала я, а рядом сидела Анастасия Ивановна.

– Вы же понимаете, что это лишение родительских прав? – продолжал участковый – Трофим Александрович.

– Родительские права на мне… – еще более уставший голос деда.

– Это де-факто, а вот де-юре… – Трофим Александрович всегда дотошно (до тошноты – это точно) выполнял свою работу.

– Де-, не де-, – резко сказал дед. – Оформим на меня права, она же внучка. Но пока ее в больницу надо, в Киев, а потом все остальное.

Анастасия Ивановна грустно посмотрела на деда, убрав стетоскоп, которым слушала мое сердце.

– Очень нужно в Киев, – подтвердила она, – слишком сильная тахикардия, сменяющаяся аритмией, очень нехорошо. – Анастасия Ивановна покачала головой, а участковый снял свою бессменную кепку.

«Кепку снимают, когда кого-то хоронят», – подумала я и отключилась снова.

Маму, как потом узнала не от деда, а от Олега, забрали в психиатрическую клинику в Киеве. Олег с ребятами пришел меня провожать к дому, когда дед через день после случившегося, собрав мои пожитки, оставил меня пока посидеть на скамейке у дома.

Шепотом мальчишки рассказали мне, что знали сами. Им же, вытирая глаза платком, поведала Наталья Петровна. Мои Трио Справедливости смотрели на меня как-то слишком грустно и серьезно. Я же тоже не склонна была оптимистично шутить или вообще улыбаться.

– Ты держись, Снеж. Всё, как обычно, подлатают тебя, и вернешься. – Вяло, но Женя пытался ободрить. – Кстати, вон Петровна нам, когда шли к тебе, сунула вареники с вишнями, а моя мать – пирожки с капустой и с вишнями.

– Спасибо, – тихим и немного осипшим голосом поблагодарила я. – Если там долго буду, приезжайте меня навестить, пожалуйста. – В тот момент мой голос прозвучал умоляюще.

– Обязательно, малая, как мы без тебя? – заверили они меня. – Трио Справедливости тебя не бросит.

– Кстати, тебя и Катя с Лесей будут проведывать, у них скоро путевка заканчивается, так они домой поедут, в Киев. – сказал Руслан. – Держи нос пистолетом.

– Хвост, – я кривовато улыбнулась.

– И его тоже, – согласился Руслан.

Дедушка вышел из дома, закрыл дверь, сел рядом со мной на скамейке.

– Ну, посидим на дорожку, да поедем, – сказал он. – Идите, оболтусы, нам пора.

– Они рыцари, – я снова улыбнулась, уже чуть поярче, чем до того.

– С этими рыцарями нет никакого спасу, – сказал дед, взял мой рюкзачок, и мы пошли к остановке.

Я рассматривала мозаику, изображавшую каштан, которым увенчалась остановка, когда к нам подошла Анастасия Ивановна.

– Береги себя, Снежана, – она улыбнулась своими голубыми глазами, – ты главное пережила – в день своего рождения, поэтому теперь твоя задача – жить.

Я заметила, что дед нахмурился, и, может, даже собирался как-то осадить «молодую, но странную врачицу», как ее величал. Но она дала ему в руки мою карту, направление и авоську каких-то гостинцев, от которых слишком независимый Ростислав Андреевич планировал отказаться, но Анастасия Ивановна оказалась настойчивее старого военного.