Палубный моряк, снятый с приборки, прошёлся от бака до кормы. Неупустительно заглянул в коллективные местечки.

Доложился: нет, мол. Старпом минуту колебался, что задействовать? Позвонить или дунуть в свисток переговорки. Удобней, конечно, почивающему мастеру старинный способ и как раз в спальне над ухом. Значит: «ф-ф-ф» – во всю силу лёгких. На отклик зачастил подробности…

…Несколько человек исследовали палубы «Валдая». Куда толечко возможно – сунули носы. Не преминули постучаться к буфетчице и дневальной. Девы всегда на подозрении.

Начало шестого. Рассветный час. Капитан Ибрагимов решил лечь на обратный курс. Радиограммы в пароходство и портовым властям Щецина. На крыльях мостика вперились в бинокли. Досматривающих сны досрочно разбудили. Столовая команды наполнилась, словно перед собранием. На особо чтимых местах характерная троица. Действительно – подобралась оная на удивление.

Начнём с кэпа Резвана Ибрагимовича Ибрагимова. Сын чистых кровей своего народа выпер за национальные рамки. Подобного не представить торгующим урюком на базаре. Обликом соответствовал морской взыскательной подтянутости. Бывало, на мостике втянет воздух с трепетом тонких ноздрей, блаженно зажмурится. – Свежесть какая! И чуть приборами пахнет! Дарданелльно!

На судовые праздники являлся с мандолиной. Прочувствованно, сказали бы, виртуозил русские мотивы. Когда просили сыграть своё – обижался. Дескать, я в мезенскою Каменку на буксире ещё в 47-м хаживал. Там водку впервые распробовал. Вас чего-то не видел.

За макинтошный прикид в маймаксанском трамвае обозван космополитом. Вы тогда в тряпочки, простите, писались. Потому играю, с чем сроднился. Да-а. Отбривал ехидников начисто. При швартовках, нервничая, изюмно матюгался. Любое разгильдяйство воспринимал несусветным.

От козадёрских «подвигов» иных мореманов – тупик воображения. Явно Ибрагимовича подводила восточная логика. Ведь по ней гораздо выгоднее быть послушным. На худой конец, башку пригнуть. Ничего не поделаешь – разные по ментальности предки. Может халифатский Амир аль Бахр (владыка моря) так повторился? Тем летом 1971-го ему было едва за сорок.

Вторым выпадающим – помполит Эдуард Николаевич Ковалёв. Покруче будет исключение. Бессмысленно сравнивать его с партийными бездельниками. В общении прост, улыбчив. С лица и по всему – настоящий, надёжный. Пропадал в токарке, чем-то всегда занятой. Сторонней посмотреть – человек, вдохновлённый трудом. Каюта Николаевича походила на сетевязальную мастерскую. Тесно разложен инструмент, запчасти подвесных «Вихрей».

Плавания по его чину – «скучание» как на пассажирском лайнере. Он же умудрялся без продыха готовиться к лесам, болотам, рыбалкам. Подвернётся малейшая возможность – удил напропалую. Особенно при стоянках на Кубе не терялся. Тунцами баловал!

Порченым чужой словесностью казался он Хемингуэем. Нашенским романтикам – одолевшим с князем Петром Кропоткиным дебри Восточной Сибири. Ни с того, ни с сего шарахнулся потом Светлейший в крайние идеи. Чиркая пером и умничая, на утопии поскользнулся.

А наш Николаевич простительно схитрил. Обвёл жесткую систему вокруг пальца, чтоб законно, с пользой для себя путешествовать.

Мечта выживать наперекор дикой природе подчиняла его целиком. Заставляла всё делать своими руками. Авантюрным и притягательным, словно элитное оружие, сотворил нож, карабины-зацепы, всякую снасть.

Уверен, у любого извалявшегося на диване от зависти перехватит дыхание. Не утруждался первый помощник капитана лишь должностными обязанностями. С кочки нынешних дней – совершенно дурацкими. Он как бы про это знал. За четыре-то десятилетия?! О, как!!!