Наконец, Валентина Петровна. Шеф «Валдая». Совсем молоденькой крутила в «Арсе» сталинские киношки. Всюду в них мелькали бойкие девчата: то на тракторе, то у станка. При лирической сцене «заводили» нерасслабляющие песни откуда-то взявшимся красноармейцам, и снова без сантиментов брались за свои железки.
Девушка-киномеханик – звучало ну так, средне. В темноте кинобудки довольствовалась Валя тем, что подпевала нужным стране героиням.
В начале войны зажглась Валентина Лебедева риском на волнах. В пароходство заявилась. На топительное предположение кадровика: – Поди, готовить ты, девка, не умеешь?
Выпалила в стиле актёрки Орловой: – С жара бы моей кулебякой в тебя запустить!
Под завязку походила в караванах и одиночных плаваниях. До Америки добирались. В грузу, притягивающим смерть, обратно через Атлантику и северные моря. Воочию видела, как гибли пароходы. Стрельба, разрывы, дикое уханье котлов под водой. От чего только не дрожала девица Лебедева? Поварского колпака была белее. На предложения: «Давай, Валечка, мы тебя по беременности спишем?» поддевала вздумавших острить, доброхотов, не стесняясь: – Да кто вам поверит?! В зеркало посмотритесь, завальщики укаченные.
Победным днём хмелила сладкой бражкой… неделю и тогда же на перспективу дочкой обзавелась.
… На всё СМП одна такая! Могу засвидетельствовать: готовила вкусно. Личная жизнь известной на флоте вещью не задалась. Её застал на «Валдае» бодрой, миловидной пожилушкой. В чём-то сентиментально отсталой, в чём-то донельзя продвинутой. Никто из нас не обманывался видом Петровны. Все искренне почитали хрупкого шефа. Даже мы, стиляги, из одних острых углов. Иначе просто быть не могло. Выходит, кое-что понимали…
Сбор начался дикой новостью: пропал Булдаков. Сразу вопрос ребром: «Кто видел его в последний раз?» Неподготовленных к такому взяла оторопь. Молчание, переглядывание. Полный ступор. Петровна зачем-то взглянула в прямоугольный иллюминатор. На тот момент туманец налетел. Cерые, враждебные краски повлияли на её воображение. Сострадательная женская натура откликнулась свойственно: – Усекла на стоянке, он в самоволку хаживал. Через забор портовый и был таков. Может и вчера смылся. Живёхоньки хоть.
Каждый понял: это не закладывание, а надежда. Зряшное в Польше топтаться. Злотых «ихних» никогда не брали. Лишь поневоле, изнывая на долгом ремонте. С любопытства младости он сигал, не иначе.
Разом давай припоминать. Оптимизм Петровны лёг под ноль. Многие зрили Алексея на отходе. Точнее – на скамейке около гирокомпасной.
Как всегда, ГПТУшная рожица выражала: «щас вас насмешу». Некоторые даже курили с ним после сдачи лоцмана. Ещё анекдотец ввернул про лесоруба и репортёра, приставшего с вопросом, что вам больше всего в жизни запомнилось?
Капитан Ибрагимов поинтересовался семейным положением «пропажи». Услышав про раннего отца, да двоих (!) детей – зауважал, живо представив связанный с этим набор удовольствий. Оттого крутанул головой, словно отгоняя прилипчивые наваждения. Что ж. Большего знать не получилось. Хмурым, озабоченным поднялся с кресла и прочь из столовой.
Эдуард Ковалёв никогда не играл роль чужого хвоста. Потому остался опечаленным без лукавства. Спросил только: – В чём соль анекдота-то?
За простягу-мужичка охотно раскололись: «Когды Сталин помёр, да когды фуфайку в бане украли». – Эх, Лёха, Лёха.
Вскоре встали на якорь. Потянулось неопределённое ожидание, похожее на ЧП.
Меж тем у Булдакова всё обстояло распрекрасно. Берег приветствовал его золотистой полоской. Ветерочек прижимной. Стензель непотопляем. Разве что «Встречный марш» не звучал. Но истинные поморы и скупо ниспосланным везением довольны. Ноги коснулись дна. Он – пошёл!