Инга: второй голос

Я не допускала мысли, что Сергей может быть ревнивым. Но столкнулась с этим прямо на нашей студенческой свадьбе. Мы с подругой решили проветриться и пошли через комнаты общежития, где кипела своя ночная жизнь. В учебной комнате мы гуляли нашу свадьбу, а тут, в двух шагах, – вечерние танцы в полумраке. Из зала с танцами высыпали ребята, увидели меня в белом платье невесты и с возгласами «Невеста!», «Танец с невестой!» затащили нас в танцевальный зал. Мы с подружкой задержались лишь на пару танцев, а потом пошли своей дорогой. Однако на «дороге», рядом с танцзалом, меня уже ждал Сергей. Он окатил меня ледяным взглядом и процедил: «Я считаю, что между нами всё кончено». Я сказала «хорошо» и пошла одеваться.

Стоял ноябрь, на улице было жутко холодно, дул ледяной ветер. А на мне лёгкие туфельки и продуваемое пальтишко. Я медленно шла к трамваю, чтобы ехать к себе на Васильевский остров. Не плакала, поскольку точно знала, что догонит. Наконец услышала за собой шаги и голос Сергея: «Ты же замёрзнешь, пошли обратно». «Но у нас же всё кончено! – говорю. – Я еду домой». Он кое-как уговорил меня вернуться и, не доходя до общежития, стал читать мне лекцию, что девушке не подобает так себя вести. Если я в первый день свадьбы иду танцевать незнамо с кем, то что же будет потом?! Возмущался, надо сказать, вполне искренне. На что я ответила, что с его взглядами категорически не согласна и если я его не устраиваю, то расходимся.

Сергей подумал и сказал: «Давай будем считать инцидент исчерпанным и договоримся впредь не ссориться больше пяти минут. Кто-то должен прервать ссору и извиниться, признав вину». Мы все шестьдесят лет соблюдали это правило. Правда, если я была виновата, то я через пять минут извинялась. Если же виноват был Сергей, то через пять минут подходил и говорил: «Ну ладно, я тебя прощаю». И мы хохотали.

1961–1974

Битва с аппаратчиками

Что предлагают молодому инженеру-технологу, приехавшему на завод по распределению? Предлагают должность начальника смены. Но я отказался и попросился в аппаратчики, чтобы освоить все азы и увидеть цех изнутри. И хотя все окружающие, включая начальника цеха, восприняли моё желание как придурь, я нисколько о том не жалею, потому что это были мои настоящие заводские университеты. Я попал в компанию к главным людям завода – высококвалифицированным аппаратчикам, без которых химический завод мёртв.

Сорокалетние мужики, уже познавшие все таинства своей профессии и особенности цеха, в который я пришёл, смотрели на меня с любопытством – всё-таки парень с дипломом о высшем образовании, тогда это была редкость. Оказалось, что им интересно моё мнение по самым разным вопросам, они даже попросили проводить им политинформацию, рассказывать, что происходит в мире на фронте борьбы социализма с капитализмом. Я, разумеется, охотно согласился, мне даже в голову не пришло, что они прикалываются. Они и не прикалывались, а в ответ обучали меня всему, что знали сами.


Так работали аппаратчики в цехах спецхимии, которой Сергей Викторович занимался всю жизнь.


Это был цех спецхимии, военной химии, очень опасной. От точности и грамотности твоих действий зависела не только твоя жизнь, но и жизнь заводчан. В цеху работало несколько линий, причём попеременно – полнедели линия стояла, полнедели работала. Эти технологические остановки были необходимы, чтобы очищать оборудование и аппараты, которые быстро забивались. Каждый пуск был важнейшей и критической точкой, требовавшей особого мастерства. В моей смене работало два десятка человек, но пуски доверяли только троим – Петру Андреевичу Бодрову, Александру Ивановичу Свешникову и Николаю Дмитриевичу Лисицкому. У них была просто дьявольская интуиция, они умели слушать реакторы и по звуку работающего оборудования определяли неполадки. Но порой, даже не видя очевидных неполадок, они просто запрещали пуск – так им подсказывало чутьё. За всё время моей работы на заводе ни одного ЧП в этих цехах не случилось, и всё благодаря аппаратчикам.