Вот пример. Первого мая 1961 года над Свердловском сбили самолёт-шпион U-2 с Фрэнсисом Пауэрсом, американским лётчиком. Пауэрс успешно катапультировался, а самолет, разумеется, разбился. Но его обломки нашли, а в них – гидравлическую жидкость трибутилфосфат. Стоит напомнить, что трибутилфосфат – это не просто компонент гидравлической жидкости. Это вещество – выдающееся изобретение человечества, потому что обладает свойствами уникального экстрагента, способного вытащить ценные металлы из природного сырья и продуктов вторичной переработки. Впрочем, это выяснилось чуть позднее, когда производство этого уникального вещества мы уже наладили.

Тогда, в 61-м, нашему заводу поручили в короткий срок организовать производство трибутилфосфата. К этому времени я уже работал начальником смены. Вместе с Владимиром Николаевичем Троицким, технологом цеха, мы очень быстро нарисовали проект, и через полгода стали производить этот продукт в том количестве, которое нужно было стране. Помню, я тогда ещё подумал – надо же, так я, оказывается, что-то умею и что-то могу. В Ленинградском технологическом институте, моей альма-матер, нам давали хорошее инженерное образование. Но здесь, на заводе, я, по сути, впервые применил эти знания, и у меня получилось! Я понял, что я могу. А заводское начальство тоже подумало – надо же, а этот парень чего-то стоит. И сделало выводы: меня назначили начальником установок – большого корпуса, в котором стояли несколько установок, производящих этилмеркаптан, меркатофос, тиофос, разные полупродукты.

Были в нашей практике случаи, которые действительно походили на волшебство. Да взять хотя бы вот этот – с дефолиантом. Он произошел как раз вскоре после того, как меня назначили начальником установок. Дефолиант, согласно названию, вещество, заставляющее растение сбрасывать листья. Это были 1962–1963 годы, когда государственная программа химизации уже пять лет стремительно продвигалась вперёд. Тогда в повестке дня стояли удобрения и ядохимикаты для сельского хозяйства. Почему именно они? Потому что нужны были большие урожаи, чтобы накормить страну, и нужно было много растительных волокон, чтобы одеть страну. Министерство поручило нам создать производство самого современного по тем временам дефолианта бутифоса.

Мы очень быстро, в течение года, решили эту задачу. Здесь нам помогли специалисты из Всесоюзного научно-исследовательского института защиты растений (ВНИИХСЗР) – выдали готовую технологию. А мы приспособили её под наше производство и одной работающей установкой обеспечили потребность страны в этом дефолианте. Однако надо было убедиться, что мы производим то, что надо, – что вещество работает. И меня направили в Узбекистан на испытания на хлопке.

Я взял с собой канистру бутифоса в самолет. Тогдашние правила авиаперевозок были намного мягче нынешних, но я и их нарушил, хотя канистра была тщательно и герметично упакована. С пересадками мы с канистрой долетели до Ташкента, а оттуда добрались до Среднеазиатской машиноиспытательной станции (САМИС) под Ташкентом. Здесь испытывали новую сельхозтехнику, новые удобрения и ядохимикаты. Директор станции, дважды Герой Социалистического Труда, очень колоритный и энергичный мужчина, даже с пистолетом в кобуре для пущей убедительности, принял меня, выслушал и говорит – давай попробуем.

Надо сказать, что бутифос действует только на седьмой день после его однократного внесения на поле. Именно тогда опадают все листочки растения, а коробочка с хлопком полностью раскрывается. Иными словами, хлопчатник становится пригодным для машинной уборки. То ли я плохо это объяснил директору, то ли он просто не обратил внимания на мои слова, но они прошли мимо его ушей. Он поручил своим летчикам распылить препарат на поле хлопчатника. Я же, как член экипажа, готовил растворы нужной концентрации. Мы обработали громадное поле. И стали ждать. Но узбеки, как дети, оказались нетерпеливыми. Первые два дня они ходили к полю каждые пять минут. А на третий, увидев, что ничего не происходит, потеряли к нему, а заодно и ко мне, всяческий интерес. И самое ужасное – сняли меня с довольствия.