– Ну, негодяй! – Роман усмехнулся. – Какой же ты негодяй!

– А если я негодяй, – ответил Шапиро, усаживаясь за руль, – то что же ты меня не выгонишь? Взял бы себе директором какого-нибудь Сидорова…

– Нет уж, – сдался Роман, – мне другого не нужно.

– Вот! – Шапиро поднял толстый указательный палец. – Вот она, истина! А раз не нужно, то и не чирикай.

Шапиро осторожно отъехал от поребрика и резко дал газу.

– Эй, ты поаккуратнее! – запротестовал Роман. – Ты что, хочешь меня угробить?

– Ни в коем случае, – ответил Шапиро, ловко объезжая зазевавшийся «Мерседес», – ты мне пока что живой нужен. Разве что потом, когда перестанешь писать песни…

Оказавшись дома, Роман первым делом пошел в душ, а Шапиро направился к холодильнику и, открыв его, достал бутылку пива.

– Отвали! – сказал он вертевшемуся у ног Шнырю, – тебя я сегодня уже кормил.

В это время раздался звонок в дверь, и Шапиро в сопровождении Шныря отправился открывать. Посмотрев в глазок, он усмехнулся и отпер дверь.

На лестничной площадке стояли Лиза и Боровик.

– Заходите, гости дорогие, – нараспев произнес Шапиро и оступил в сторону, – хозяин изволит принимать душ, а я тут один как перст…

– Как перст в носу, – добавила Лиза, проходя в квартиру.

– Или как перст еще в одном месте, – сказал Боровик, входя следом за ней.

Пожав руку Шапиро, Боровик прошел в комнату, а Лиза, подойдя к двери в ванную, приложила губы к щели и сказала:

– Ромка, я пришла!

– Ага! – донеслось из ванной. – Сейчас я смою с себя тюремную нечисть и выйду.

– Можешь не торопиться, – ответила Лиза, – я тут пока кухонными делами займусь.

Шапиро широко улыбнулся и сказал:

– Зрелище, радующее душу, – женщина на кухне.

Лиза угрожающе посмотрела на него и ответила:

– Зрелище, радующее женщину, – Шапиро на полу с головой, разбитой чугунной сковородкой.

– А у него нет чугунной сковородки, – радостно воскликнул Шапиро, – у него они все тефлоновые, а тефлоновой сковородкой можно разве что Шныря прибить.

Шнырь, услышав свое имя, открыл рот и громко мяукнул.

– Отвали, – повторил Шапиро, – ты сегодня и так уже две банки «Вискаса» сожрал.

– Я ровным счетом ничего не понимаю, – сказал Роман, накладывая на тарелку жареную рыбу. – Позавчера меня схватили на улице и без разговоров посадили в камеру. Заметьте, при этом я не увидел ни одной бумажки. Вообще ни одной. Я не разбираюсь в этом, но должен же быть какой-то ордер на арест, какой-то протокол задержания, потом в «Крестах» – сдал, принял, опись, протокол… А тут – прямо как в средние века: хвать – и в темницу! А потом – пошел вон. Черт знает что!

– Ну, кое в чем ты прав, – ответил Шапиро. – Во-первых, ты действительно ничего не понимаешь и ни в чем не разбираешься. И насчет средних веков – справедливое замечание.

Он зацепил из вазочки полную ложку хрена и ляпнул его на свою тарелку.

– Несколько лет назад, в одной статье, написанной, очевидно, умным человеком, кстати, его фамилия – Дымшиц…

– Ну понятно, – ядовито усмехнулся Роман, – если Дымшиц, то несомненно умный.

– Твои антисемитские наклонности мне давно известны, – парировал Шапиро, – и поэтому я не обращаю внимания на эти жалкие беззубые выпады. Между прочим, как ты думаешь, может ли быть умным человек с фамилией Забодайкорыто? Или, например, Козодралов?

– Таких фамилий нет, – сказала Лиза, – это только в фельетонах бывает.

– А вот и неправда ваша, – ответил Шапиро, – специально принесу умную книгу, в которой проводится анализ фамилий и соответствие их умственным способностям людей.

– Ага, – хмыкнул Роман, – а написал ее не иначе как какой-нибудь Гольдштейн.

– Ничего подобного, – Шапиро поджал губы, – ее написал Лурье.