– И сколько ты раздал?

– Сто сорок тысяч долларов, – радостно ответил Шапиро.

– Ладно, вычти из моих гонораров, – покладисто произнес Роман.

– Так ведь уже вычел! – еще более радостно воскликнул Шапиро.

– Вот свинья! – засмеялся Роман. – Он уже вычел!

– А ты как думал? – удивился Шапиро. – Я же не мог позволить себе сделать тебя своим должником.

– Скажи лучше, что не мог позволить себе потратить собственные деньги на своего же кормильца и поильца.

– А хоть бы и так, – высокомерно произнес Шапиро. – Может быть, ты хочешь, чтобы они вернули деньги и забрали тебя обратно?

– Ладно, ладно, – засмеялся Роман, – будь потвоему. Я даже готов по достоинству оценить твою заботу обо мне и всенародно принести тебе благодарность.

– Ну давай, приноси.

Шапиро приосанился и посмотрел на Романа сверху вниз.

Роман усмехнулся, налил себе рюмку водки и встал.

– Уважаемый Лев Самуилович! – торжественно произнес он. – От имени себя лично, а также от имени присутствующих здесь моей любимой женщины и моего лучшего друга сердечно благодарю вас за спасение меня из грязных и кровожадных рук неизвестных злодеев.

Он подумал и добавил:

– Азохен вэй!

– При чем здесь азохен вэй? – удивился Шапиро. – Впрочем, не важно. Благодарность принимаю. Кто бы мне водки налил?

– А сам что – уже не можешь? Твои большие руки устали двигаться?

– Вообще-то могу, – Шапиро пожал плечами и взялся за бутылку.

Налив себе, Лизе и Боровику, Шапиро встал и сказал:

– Аллаверды! Я с трудом сдерживаю скупую мужскую слезу, слушая твои проникновенные слова. Поэтому – будь здоров, скотина!

– И тебе того же, животное! – ответил Роман.

Чокнувшись, все выпили, и Роман снова сел в кресло.

Шапиро задумчиво повертел рюмку в пальцах, будто желая добавить что-то к сказанному, но тоже опустился на свое место.

– Ну, что же, – Роман взял сигарету и закурил, – к вышесказанному добавлю только, что в «Крестах» я успел побывать в пресс-хате, и, как видите, без ущерба для себя, а также стать свидетелем безвременной кончины немолодого зэка по кликухе Лысый. Вот такие новости.

– Лысый? – Боровик прищурился. – Погодика… У него еще на правой руке наколка необычная – теорема Пифагора. Верно?

– Верно, – кивнул Роман. – А что такое? Ты его знаешь?

– Да так, ничего особенного, – отмахнулся Боровик. – Давай дальше.

– Дальше? – Роман нахмурился. – А дальше, господа хорошие, пора возвращаться к нашим баранам. А именно – к лучшим друзьям. Арбузто так у воров под стражей и сидит!

– Наконец-то! – усмехнулся Боровик. – А я думал, вспомнишь ты о нем или нет.

– Ну и дурак, что думал такое, – отрезал Роман. – Вот уж не ожидал от тебя!

– Ладно, – Боровик примирительно поднял ладони. – Ну так что, есть у тебя мысли по этому поводу?

– Мысли есть, как не быть… – Роман задумчиво посмотрел в окно. – Сходняк, стало быть, послезавтра. Значит, у нас имеется еще полтора дня…

Любому человеку, которому довелось прожить часть своей жизни в старое советское время, знакомы слова «Внеочередной съезд Коммунистической Партии Советского Союза». Население страны своевременно оповещалось об этих съездах, и о чем бы ни говорилось с высокой кремлевской трибуны, заканчивались все эти речи всегда одинаково – единодушным одобрением принятых решений и дружным пением гимна Союза Советских Социалистических Республик.

В отличие от помпезных коммунистических собраний, съезд, который происходил в Санкт-Петербурге этим жарким летом, не афишировался и гимнов петь не предполагалось. Да и не было у российского криминалитета, собравшегося в особняке на канале Грибоедова, никакого гимна.