– Рыжуля? – позвал я осторожно. – Что случилось?

Лисичка резко обернулась. Увидев меня, она сначала нахмурилась, потом удивлённо прищурила свои хитрые глазки.

– Пуфик? Ты что тут делаешь? Небось, с высоты мой «замок» похож на кротовую кучу?

– Нет, – честно ответил я. – Я видел, как ты стараешься. И у тебя уже кое-что получилось! Вот эта башня… она была высокой. А эта стена – ровная.

Рыжуля фыркнула, но перестала топать.

– Пф! Высокой? Она свалилась! А стена – поплыла! Песок слишком мокрый, или слишком сухой, или я не умею! Белочка Чипа говорит, что у меня лапки не для лепки, а только для того, чтобы орехи воровать. Может, она права? – В её голосе снова зазвучала горечь.

– Неправда! – твёрдо сказал я. – Лапки у тебя замечательные! Ловкие! Просто… может, песок не тот? Или место? Видишь, тут у самого ручья, земля влажная. Песок всё время мокнет. Давай попробуем там, повыше? – Я показал лапкой на небольшую пологую дюну чуть в стороне, где песочек был суше и желтее.

Рыжуля недоверчиво посмотрела туда, потом на свой развалившийся замок, потом на меня.

– Там? А что… правда поможет?

– Не знаю, – честно признался я. – Но попробовать стоит? Я помогу носить песок! У меня есть идея для башен!

Мы перебрались на новое место. Песок здесь был идеальным – рассыпчатым, но хорошо лепился. Я, используя свои маленькие крылышки как лопатки и веера, помогал Рыжуле носить воду из ручейка в скрученном листе лопуха – по капельке, чтобы не переувлажнить. Мы лепили стены, башни, прокладывали «дороги» из гладких камешков. Рыжуля оказалась очень старательной и даже придумала сделать зубцы на стенах из маленьких палочек. Она сосредоточенно вылепливала каждую деталь, её язычок торчал от усердия. Постепенно её хмурость сменилась сосредоточенностью, а потом и азартом.

– Смотри, Пуфик! Вот эта башня держится! И стена не падает! Ой, а давай тут сделаем ворота? Большие-пребольшие! – Она уже не злилась, а увлечённо командовала процессом. Холодок досады и неуверенности вокруг неё почти исчез, сменившись жарким огоньком увлечённости. Замок получался! Не такой огромный, как мечталось сначала, но крепкий, аккуратный и очень симпатичный.

– Вот видишь, – сказал я, отряхивая песок с лапок, – у тебя отлично получается! Просто нужно было найти подходящее место и не сдаваться! А Чипа… она, наверное, просто пошутила.

Рыжуля посмотрела на свой замок, потом на меня, и её рыжая мордочка расплылась в довольной улыбке.

– Да… получилось! Спасибо, Пуфик! Ты… ты не только Облачный, ты ещё и Замкостроительный Хранитель! – Она рассмеялась своим звонким лисичьим смехом.

Я порадовался за неё. Ещё одно маленькое сердечко стало светлее! Но… моё собственное сердце Хранителя подсказывало: это ещё не то. Радость Рыжули была яркой, но неглубокой. Это была радость от удачно выполненного дела. Та печаль, что тяжёлым камнем лежала на Сердце Леса, была глубже. Тяжелее. Она была… одинокой.

Я попрощался с Рыжулей, которая уже планировала, кого позвать полюбоваться на замок, и двинулся дальше, следуя за слабым, но упрямым холодком, который теперь тянул меня вдоль ручья, туда, где лес становился темнее от высоких елей и пихт. Воздух здесь был влажным и прохладным, пахло хвоей и сырой глиной. Шум ручья становился громче. И тут я услышал… всхлипывание. Тихое-тихое, едва различимое под журчанием воды. Но такое горькое, такое безнадёжное, что у меня самого ёкнуло сердце. Холодок усилился, превратившись в ощутимую ледяную дрожь, пробегающую по спине.

Я осторожно пробрался сквозь заросли папоротника, похожие на зелёные опахала, и замер. За большим, покрытым серым лишайником валуном у самой воды сидел… Медвежонок Миша. Он был самым большим зверьком в нашем лесу, но сейчас казался маленьким и беспомощным. Он сидел, поджав свои большие мохнатые лапы, его могучие плечи подрагивали. Он не рыдал, а именно тихо, безнадёжно всхлипывал, уткнувшись мордочкой в колени. Волна ледяной, пронизывающей печали и вины, почти отчаяния, исходила от него. Она была такой сильной, что у меня перехватило дыхание. Вот оно! Расколотое Сердце!