Он снова опустил уши, и волна печали, смешанной с обидой на брата, снова окатила меня. Да, Ушастик был очень расстроен. Его сердечко явно болело. Но было ли это тем самым Расколотым Сердцем, из-за которого вянет Цветок? Я прислушался к своим ощущениям. Холодок был, да. Но он не был пронизывающим, ледяным. Скорее, как лёгкий осенний ветерок. И сквозь печаль Ушастика явно пробивалась любовь к маме и сестрёнке, и даже к неловкому братишке.

– Ой, Ушастик, – сказал я, подсаживаясь к нему поближе. – Очень жаль про морковки. Ты так старался! Но… разве мама и Пушинка любят тебя только за идеальные морковки? Им же важнее ты сам!

Ушастик задумался, потирая лапкой нос.

– Ну… наверное… – неуверенно пробормотал он. – Мама всегда говорит, что главное – старание и доброе сердце. А Пушинка вообще меня просто так обожает, таскается хвостиком.

– Вот видишь! – обрадовался я. – А эти морковки – они же всё равно выращены тобой! Они твои, самые лучшие, потому что в них твоя забота. Даже если они неидеальны. Мама и Пушинка это точно оценят! И скажут: «Какой ты у нас молодец, Ушатик! Настоящий хозяин!» А Прыгунчику… может, просто объясни, как тебе было обидно? Без крика.

Ушастик посмотрел на морковки, потом на меня, и его глаза постепенно прояснились. На мордочке появилась неуверенная, но всё же улыбка.

– Ты думаешь?.. Правда, оценят? Даже такие?

– Конечно! – уверенно сказал я. – И знаешь что? Давай я помогу тебе их красиво подать! Мы найдём красивые листочки, может, ягодку для украшения!

Мы с Ушастиком собрали несколько блестящих камешков с ручья неподалёку (я летал и искал самые красивые), большие зелёные листья подорожника и пару спелых земляничин. Устроили маленькую «тарелочку» из листьев, разложили морковки, украсили камешками и ягодками. Получилось очень нарядно и по-праздничному!

– Ой, как красиво! – восхитился Ушастик, его уши весело подпрыгнули. – Как будто сокровище! Спасибо, Пуфик! Ты прав, я сейчас же понесу их домой! Мама и Пушинка будут в восторге!

Он аккуратно взял лист с нашим «шедевром» и побежал к знакомой тропинке, ведущей к их уютной норке под корнями старого дуба. Его шаги были лёгкими, а спина – прямой. Тот холодок печали, что я чувствовал, растаял, как утренний туман на солнце, сменившись тёплыми волнами надежды и предвкушения. Я улыбнулся. Помочь Ушастику было приятно! Но… я тут же снова сосредоточился. Ведь холодок от Ушастика был не тот, пронизывающий. Главный Цветок всё ещё вянет. Значит, Расколотое Сердце – где-то ещё.

Я решил двигаться дальше, туда, где лес становился гуще и сумрачнее. Пробираясь сквозь высокую траву и перепрыгивая с кочки на кочку (летать в чаще было почти невозможно), я вдруг услышал громкий, недовольный голос:

– Ах ты, непослушная штука! Ну почему опять? Совсем меня не слушаешься!

Я осторожно раздвинул ветви куста и выглянул. На небольшой песчаной площадке у ручья стояла Лисичка Рыжуля. Её пушистый рыжий хвост сердито подрагивал, а лапки были перепачканы мокрым песком. Перед ней возвышалась… ну, это должно было быть похоже на башню. Но башня эта была кривой, мокрой и явно только что рухнула с одной стороны. Рыжуля, топая лапкой, пыталась слепить из песка новый кусок стены, но песок предательски расползался.

– Вот! Опять! – почти зарычала она в сердцах, швырком отбрасывая мокрую песчаную лепёшку. – Ничего не получается! Хотела самый красивый замок в лесу! Чтобы все ахнули! А он… он как куча мусора! – Голос её вдруг дрогнул. – Я стараюсь… очень стараюсь… а всё равно ничего путного не выходит…

В её голосе послышались слёзы досады и разочарования. И снова я почувствовал холодок. Сильнее, чем у Ушастика. Отчаяние и злость на себя. Я выбрался из кустов.