Парень вдруг совсем обнаглел и, не испросив разрешения, пересел за мой столик.

– Здравствуйте, – сказал он.

– Здравствуйте, – ответила я. Жалко, что ли? Он, конечно, нахал, но как-то неловко, даже смешно вскакивать, как будто на меня уже напали.

– Что вы здесь делаете? – спросил он.

Круглые серые глаза его смотрели на меня с неподдельным интересом.

– Тоскую по родине, – ответила я, подумав. Ведь так оно и было.

Знать бы, где она теперь, родина моей души.

– Вы американка? – удивился он.

– Нет. Эстонка, – ответила я. И добавила, уже поднимаясь из-за стола, окончательно сбив его с толку: – Из Москвы.

…На следующий день, когда я проснулась в маминой квартире, выяснилось, что карты Лены легли не так, как она ожидала, и Америка ей сейчас не светит. Её подруга получила отказ – всё оказалось далеко не так просто.

– Не судьба, – вздохнула Лена в телефонную трубку.

– Как жаль, такой был шанс! – огорчилась я. – Не расстраивайся. У тебя ещё всё впереди.

Я заново пересмотрела свой гардероб, который запланировала взять с собой во Францию, но ничего из чемодана не выбросила. Читаю иногда дамские журналы, бывает, прислушиваюсь к советам, которые там дают. Один такой совет: не брать в поездку лишней одежды. Но… при одном лишь слове «Париж» теряю голову и, на всякий случай, бросаю в чемодан всё подряд.

– Мне из Москвы никто не звонил? – спросила я маму как бы между прочим, упаковывая чемодан.

– Нет, – ответила она удивленно. – А кто должен?

– Да нет, никто не должен…

Самолет приземлился около семи вечера. Перед почти безлюдным зданием уже знакомого мне с прошлого раза аэропорта Шарль де Голль, на пустынном пандусе, стояли такси. За рулем одни только негры. Я еще не повстречала Фредерика и не знала, что здесь это слово под запретом.

Я объяснила водителю, что мне нужна улица Лористон 97. А что в этом сложного? Просто сказала: «Бонжур! Рю Лористон», а «97» написала на бумажке, которую с заднего сиденья протянула ему. Таксист все понял без всяких «отвезите меня», чего я по-французски не знаю.

«Жё не компран па» – вот коронная фраза, которую вам следует выучить, когда едете во Францию. Все остальные три тысячи слов минимального словарного запаса вам заменит, поверьте, словосочетание «У э?»

Ну, еще потребуется «эскьюзе муа». После чего можно гримасничать, демонстрируя растерянность, размахивать руками и спрашивать «у э» (гостиница, музей, станция метро, всё, что вам необходимо).

Через минуту я уже мчалась на встречу с мечтой. «Париж, Париж…» – пело моё сердце, невзирая на пасмурный вечер, тёмные туннели и такие же унылые серые окраины большого города, как в Москве и Таллинне. Рю Лористон… А в Тарту есть улица Лауристини… По-русски – улица, по-французски рю… Мысли хаотично толпились в голове.

Но вот, наконец, древний город в серой дымке предстал передо мной. Вдали над ним, казалось, парила в воздухе сказочная гора с белым куполом базилики «Сакре-Кёр». Это он! Неповторимый и единственный, Париж.

И вот! – рю Лористон и моя резида-аанс.

На ресепшн стоял коротко, почти под нуль, остриженный молодой человек весьма своеобразной внешности: прилизанные волосики желтенькие, как у цыпленка, а бородка черная, клиновидная. «Как у Ленина», – подумалось мне. Бэйджик с цветной фотографией на лацкане его униформы сообщал, что имя его – Людовик.

Людовик, похожий на Ленина, дал мне комнату на последнем, мансардном этаже. Зачастую в гостиницах дают сначала самый что ни на есть, дрянной номер. Ясно, что постоялец попросит потом его поменять и, возможно, даст за эту услугу чаевые.

Но в мою комнату я влюбилась сразу, как только вошла и включила свет. Бледно-розовые обои с мелким серебристым рисунком осветила бронзовая потолочная люстра. Чисто. Мебель новая. На широкой двуспальной кровати шёлковое, тоже бледно-розовое, покрывало. Бронзовые светильники на тумбочках. В углу на стене телевизор «Philips» на вращающейся подставке. Ванная комната выложена кремовой плиткой, а в нее встроено декоративное панно – одинокая задумчивая цапля в камышах.