Латвия после обретения brivibas (сладкое слово свобода) поменяла рубли на латы. Точнее, сначала появились репшики, прозванные так народом в сомнительную честь Эйнарса Репше. «Репшики» выглядели несерьёзно. Казалось, каждый может напечатать их себе сам на принтере. Подобно хрущобам, они жили недолго. Далеко не каждый правитель – Хеопс…

Латы, напротив, отличились и интересным дизайном – тяжёлые монетки с отчеканенными на них рыбкой (в Латвии ловят рыбу), коровой (Латвия славилась животноводством), а главное, номиналом – один лат стоил целых два доллара. Поэтому цены в латышских магазинах выглядели иллюзорно невысокими. В Эстонии сто крон, а в Латвии это же – всего лишь три с половиной лата. А если вдуматься – всё те же семь долларов.

…Кому-то это покажется, наверное, странным, но я всегда мечтала пожить в гостинице. Начиталась в юности Ремарка. Его герой – вечный скиталец по гостиницам, пьющий кальвадос. Попробовать кальвадос я тоже всегда мечтала. Сбылась мечта в Коктебеле. Оказалось – такая гадость: креплёное яблочное вино.

Одноместные номера «Балтии» я знала наперечёт. Из некоторых открывался вид на привокзальную площадь с высокой прямоугольной башней с часами в центре. Удобно: подходишь к окну и смотришь, который час. Видишь фигурки людей, выходящих из здания вокзала и спешащих по своим делам. Мчатся машины, то и дело к остановке подъезжают и отъезжают от неё троллейбусы, тащится трамвай… Эти номера я обожала.

А в других за окном мрачный двор-колодец. Постояльца изводит непрерывный шум вентиляции, доносящийся со двора. Разница в цене смешная – сорок сантимов в сутки. Но, когда хорошие номера заняты, приходится терпеть пытку шумом, размышляя о том, как важно место, которое занимаешь в жизни. Одно и то же здание, а какие разные впечатления. Один скажет перед отъездом, что жизнь – свет и радость, другой – нет, тьма и сплошное страдание.



Гостиница была пронизана моими мечтами о новой встрече со Стасом. Приехав сюда, я неизменно начинала ему звонить по вечерам. Во-первых, – одиночество. Во-вторых, хотела знать, как он там, но не хотела с ним видеться, снова встречаться, страдать… Он охотно рассказывал о себе, о взрослых детях, о падении курса акций… Я о себе. Ни слова о чувствах. Нет, всё-таки однажды я задала ему один из тех глупых вопросов, которые может задать женщина мужчине: «Ты вспоминаешь меня?» «Sometimes», ответил он. Почему-то по-английски. После небольшой паузы.

Два года назад я вот так же позвонила… Сначала он подумал, что звоню из Москвы и предложил заехать к нему на «капучино-эспрессо». Мне тогда почудилось, что он как-то особенно подчеркнул это «эспрессо». Мастер намёка. Я мысленно возмутилась: он, что-же… считает возможным, что после десяти лет, что мы не виделись, я заскочу к нему на полчасика, и мы на бегу выпьем эспрессо? Или… что ещё – эспрессо?

Десять лет я мечтала о новой встрече. Она должна была произойти в торжественнойобстановке. В какой-нибудь знаменательный день. Я даже знала, где. В «Патио паста» на Тверской, куда мы часто ездили с сыном. Я влюбилась в это уютное кафе и твёрдо решила, что наша новая встреча состоится именно там. Я так долго выбирала время встречи, что в итоге, мы хоть и встретились в «Патио» (в полном соответствии с моим сценарием, если пользоваться излюбленным выражением Стаса) но, действительно, в день очень даже знаменательный – семнадцатого августа девяносто восьмого года. В день дефолта… Когда всё обесценилось. Тогда, вместе с рублём рухнул и мой так называемый, бизнес… Жалкие остатки сувениров распродавались медленно, по сей день.