Придание столь большого значения диспозитивности для уголовного процесса приводит Л. Н. Масленникову к выводу, с которым никак нельзя согласиться. Она пишет: «Если заинтересованные участники процесса не будут активно использовать правовые возможности для защиты индивидуальных интересов в сфере уголовного судопроизводства, то можно в достаточной степени обоснованно предположить, что содержание публичного начала будет сведено к государственному началу»[245]. Оказывается, публичность процесса – это не объективное выражение общих интересов, а нечто, зависящее от воли и усмотрения отдельного участника процесса. Захочет он активно пользоваться своими правами – процесс публичный, нет – в процессе реализуется государственное начало. Таким образом, начав с того, что публичное начало выступает как целое ко всему уголовному процессу, а диспозитивность – его часть, данный автор подчинил целое части, в отдельных случаях упраздняя его.

Осознание общих интересов в сфере, регулируемой уголовным процессом, привело к появлению элементов публичности и в состязательном процессе. Это можно проследить на примере Англии. В конце 20-х годов прошлого века за английским судьей были закреплены полномочия по собственной инициативе истребовать доказательства. В определенной мере можно согласиться с тем, что только это наделение суда дискреционными полномочиями, как считал Ю. В. Мещеряков, не может быть оценено «как деструктивный по отношению к состязательному началу эпизод нормотворчества…», но по поводу того, что «нововведение органически дополнило состязательный принцип и развило его, не нарушая гомогенности его содержания»[246], есть большие сомнения. Указанные полномочия – не первый и не единственный элемент публичности в уголовном процессе Англии. В 1879 г. в Англии был создан специальный институт публичного обвинения – Дирекция публичного обвинения, и в настоящее время по большинству обвинений, выдвигаемых частными лицами, в дело вступает представитель государственного органа[247]. В тех случаях, когда речь не идет о совершении особо тяжких преступлений, если частное лицо обращается за помощью к государственным органам, предварительное расследование производится офицерами полиции, следственными аппаратами Дирекции публичного обвинения, а с 1986 г. Государственной обвинительной службой, возглавляемой Генеральным атторнеем. При совершении государственных преступлений и иных, аналогичных указанным по степени общественной опасности, органы государства перестают быть относительно пассивными. На них возлагается поиск и обнаружение виновного, поддержание обвинения в суде[248].

Публичности в деятельности прокуратуры США на начальных этапах процесса ничуть не меньше, чем в российском уголовном процессе. Американский прокурор, решая вопрос о начале уголовного преследования, не связан наличием или отсутствием заявления пострадавшего, и дело не подлежит прекращению за примирением обвиняемого с потерпевшим. О публичной ориентации американского уголовного процесса свидетельствует и тот факт, что в последние десятилетия XX века появились законы, содержащие предписания, ориентирующие органы государства на установление истины, подчеркивающие активность суда. Так, согласно п. «а» 611 – го правила «Федеральных правил о доказательствах для судов и магистратов США» с поправками по состоянию на 9 июля 1995 г. суд должен осуществлять разумный контроль за способом и порядком допроса свидетелей и представления доказательств с тем, чтобы сделать такие допрос и представление эффективными для установления истины. В 614-м правиле специально подчеркивается, что судья не должен ограничиваться фактами и доказательствами, представленными по выбору сторон. Он имеет право вмешиваться в представление доказательств сторонами, дабы способствовать установлению истины