Долг велит мне искать
к замиренью пути.
Войско я отведу,
ибо ты мне не враг,
И – здоровье тебе
да подарит Аллах!
Счастье в нашем шатре
от супружеских уз,
И за это тебе
мой привет и союз!
Пусть твой враг будет мой,
а мой так же твоим.
Так мы вместе с тобою
врагов победим».
И приписка Лампагии:
«Милый отец!
У несчастий бывает
счастливый конец.
На коленях тебя
о прощенье молю.
Да, Утман мой супруг,
и его я люблю!»
Озадаченный герцог
не знал, что сказать.
Что ещё за гримаса судьбы?..
Что за зять?!
Не бывало на свете
таких параной:
Стала герцога дочь —
мусульманской женой?!
Как посмотрит на этот
конфуз Ватикан?
Был поборник Христа,
ныне – друг… мусульман?!
Вся Европа поднимет
убийственный крик:
Мол, продался арабам
и спятил старик…
Но, подумав, вздохнул
через пару минут:
«Пусть себе покричат.
Поостынут – поймут.
Ну, а кто не поймёт…
Что же… Бог их прости…
Жизнь достойно прожить —
не ручей перейти…»
Счастье наших детей!
Что на свете ценней?
Эд желал счастья дочери,
думал о ней.
Ну и что ж, что араб?
Если любит – пускай.
Кто сказал, за любовь
не положен нам рай?
Разве к людям в душе
был жестоким Христос?
Разве с сердцем своим
не любовь он нам нёс?
Абд ар-Рахман ибн Абдаллах
Карл, узнав о таком
положении дел,
И взаправду решил:
«Эд умом оскудел!»
Он не понял отца,
хотя сам был отцом.
Посчитал Аквитанца
тогда подлецом,
Проклиная его
неуживчивый нрав.
Впрочем, может, Мартелл
был не так уж неправ?
Как ещё расценить
можно сделку с врагом?
Как о ней говорить?
Как о деле благом?
Разве с маврами вместе
на братьев идти —
Это честь?! Да бесчестнее
нету пути!
В гневе бросил Мартелл:
«Покарай его Бог!»
И в сердцах город Бурж
в Аквитании сжёг.
Эд взъярился в ответ,
снова город отбил.
Но бесстрашный бербер ему
не подсобил.
Почему? Потому что
не мог он тогда:
У Мунузы своя
приключилась беда.
Недруг был у него,
как у Эда Мартелл.
Этот недруг испанской
землёю владел:
Он порядок навёл,
успокоил страну
И во имя Пророка
замыслил войну,
Чтобы дальше
зелёное знамя нести
И под ним по Европе
с Кораном пройти.
«А не примет Коран —
так огнём и мечом
Всем народам её
объясню, что почём.
И солдатам ислама
нельзя без войны:
Разленятся и станут
к боям негодны.
Их ведь надо ещё и
кормить-ублажать,
А иначе возропщет
железная рать.
Нет, пусть лучше голодных
накормит война,
А храбрейшим богатства
добавит она.
В рай погибших за веру —
да примет Аллах!» —
Думал Абд ар-Рахман,
он же ибн Абдаллах.
И приводятся
в боеготовность полки.
Запасаются стрелами,
точат клинки,
Объезжают коней,
снаряжают обоз…
Будет в Галлии море
и крови, и слёз!
Клятва Мунузы
Из Кордовы летит
для Мунузы приказ
Собираться в поход
на врага сей же час,
Дожидаться прибытия
сил основных,
А затем выступать
из ворот крепостных.
…У берберов к арабам
в душе неприязнь,
Но молчали они,
с приниженьем мирясь.
Мог эмиром Испании
быть, например,
И Утман. Но ведь он
не араб, а бербер!
Потому-то араба
ему предпочёл,
Не вникая, в Дамаске
высокий престол.
И теперь этот старый
тупой дикобраз,
Обнаглев, присылает
подобный приказ!
Гнев Мунузу объял,
брань гремела из уст.
Содрогался дворец
от неистовых чувств.
На колени упав,
чудом спасся гонец:
Меч его пощадил,
а уж думал – конец.
Славя милость Аллаха,
от ужаса сед,
Вёз посыльный обратно
в Кордову ответ…
Гнев немного остыл.
Размышленьям черёд,
И Мунуза расхаживал
взад и вперёд.
Вся в слезах, отворила
Лампагия дверь.
Прошептала: «О муж мой!
Что будет теперь?..»
Храбрый воин с любовью
супругу обнял.
Нежно гладя ей волосы,
тихо сказал:
«Ты же знаешь, живу
для тебя лишь одной.
На отца твоего
не пойду я войной.
Ни за что не нарушу