А потом парень просыпается и понимает, что у него есть всё. Кроме себя. Выходит, дно жизни у каждого своё. И начинается оно там, где в угоду чьим-то ожиданиям или общепринятым нормам теряешь своё истинное я. Позже выясняется, что после тысячи провалов ты сам от него отказался. Потому что слаб. Потому что не смог дождаться заветного шанса, который даётся за терпение. И ты начинаешь привыкать. Убеждаешь себя в том, что так и надо жить. Но потом всё рассыпается. В голову всё чаще приходит пугающая мысль: «Я ошибся?» Только доходит это слишком поздно. И то не до всех.

До Дениса, кажется, начало доходить. Ему вдруг перестало хотеться оправдывать чужие надежды и гнаться за идеалами других. Он желал бы просто быть. Оказалось, что жизнь похожа на тонкий лёд. И даже возраст не даёт никаких гарантий. «Умирают и в двадцать. И даже раньше…» – сказал рыжий доктор. И Денис ему верил, потому что этот человек не просто знал, о чём говорит. Он видел. Много раз.

С такими мыслями парень закрыл дверь с безликой надписью: «Приёмный покой». Втянул воздух и пробежал глазами по окнам больницы. Колибри не могла увидеть его с этой стороны. Но она была где-то там. Продолжала существовать в пространстве, которое он покидал, и в то же время находиться где-то вне всего.

– Спасибо, маленькая птичка, живи хорошо! – улыбнулся Денис и зашагал к машине.

– Ну что ты на меня так смотришь? Досиделась на сквозняках.

– Там не было холодно, – прохрипела Настя и разразилась очередным приступом захлёбывающегося кашля.

Мама приложила тыльную сторону ладони к её лбу и помрачнела ещё сильней.

– Как будто нам мало всего этого. А теперь дяде доктору ещё с простудой твоей возиться.

Девочка поморщилась: «Тётя медсестра, дядя доктор! Как маленькая». Она попыталась заглянуть в окно. Но из положения лёжа было видно только кусок промозглого бесцветного неба. Колибри завозилась, с трудом достала из кармана сложенный вчетверо листок. Долго разворачивала, непослушные пальцы больше мешали делу. Но она всегда была упрямой. Это помогало жить.

– Наверное, он уже уехал, – она не заметила, что заговорила вслух.

– Кто, милая? – встрепенулась мама.

– Волшебник, который называет себя призраком.

Женщина посмотрела непонимающе. Лицо её было сегодня бледнее обычного, а в глазах стояла привычная муть.

– Я просто фантазирую, – улыбнулась Настя.

Мама вздохнула. А девочка опустила взгляд, чтобы в очередной раз изучить прощальный подарок. На белоснежной плотной бумаге краски казались особенно яркими. Зелёный лес скрывал множество тайн, из глубины его выглядывали глаза хранителя. «Китайский дракон», – догадывалась колибри. В углу виднелась маленькая птичка с длинным острым клювиком, не вписывающаяся в общий сюжет. «Интересно, что она значит?» – подумала Настя и пожалела, что не успела спросить.

Солнце неохотно выползало из-за горизонта, придавая однотипным жёлто-серым домам тёплый розовый оттенок. До объявления подъёма было около часа, но сегодня мало кто спал. Новости о парне в чёрной толстовке разлетелись быстро. Пациентам, из чьих окон не было видно бетонной стены на задворках, побег из отделения стоил больших усилий. Проскочить толпой мимо приёмного покоя – задача сложная. Но выполнимая. Особенно, когда медсёстры и сами норовят отправиться вслед за больными.

Он стоял на привычном месте. Кажется, уже довольно давно. Работал быстро. За пару недель стена обрела краски, на ней уже появились первые очертания деталей. Предугадать сюжет было всё ещё сложно. Некоторые наблюдатели с досадой считали оставшиеся дни до выписки, размышляя о том, успеют ли увидеть результат. Баллончики с краской и массивные кисти в его руках казались магическими инструментами, творящими волшебство.