– Я будущий князь людей по праву рождения. Я принесу мир нашим царствам. Опустите нас и люди никогда не причинят вам вреда.

«Люди нам не страшны! – она смеялась, и тьма за окнами дрожала. Порывы ветра сбивали меня с ног, я задыхался, я чувствовал, как занемели руки, как тело сделалось холодным и безвольным. – А ты, мальчишка, принесёшь, мне боль. Твоя душа обречена. Ты разрушишь всё, чего только сможешь коснуться. Я помогла бы тебе, но над живыми не имею власти. Утром, человек, ты покинешь мою крепость».

– Да, – только и смел выдавить я. – Да, госпожа.

Слуги поднялись со своих мест. Затрепетали их крылья, застрекотали тонкие голоса. Меня обступили, подхватили под руки.

Я выскользнул из спальни, тихой тенью прокрался на лестницу. Что я в замке не сориентируюсь? Да не смешите. В два счёта найду Сорхена. Нужно его предупредить, а если получится, отыщем темницу, там они что ли Гориха спрятали? Птаха-птаха, ой не стоило говорить. Я улыбался во весь рот. Я князь! Я сейчас всех спасу. На втором этаже я заблудился. Здесь пахло снегом и порохом. Все мраморные плиты присыпало белым. Я отправился дальше. Не могли же они запереть моих людей в таком холоде? Лестницу подсвечивали ни свечи и даже ни факелы – какие-то странные штуки, запрятанные в розовый мутноватый хрусталь. Тени казались жирно-красными. На лестнице никого не было. Да и нужны ли крылатым колдунам лестницы?

Спустившись вниз на три пролёта, я понял, что заблудился. Потоптавшись с минуту на месте, почувствовал, что и назад дороги не найду. Оставалось на удачу понадеяться. Я усмехнулся. Мне было тошно и страшно. Эта крепость жива и безумна. Нужно было в покоях утро ждать. Но Горих и Сорхен?

Наконец коридор закончился. Закончился низенькой приоткрытой дверью. Я заглянул без стука и снова встретился с ней, с девочкой-птицей, спасшей меня в лесу. Она сидела в кругу из перламутровых свечей и что-то шептала.

– Здравствуй, – сказал я.

Она не встала, но взлетела. И слышал звон её очелья. Я видел, как заплясало пламя.

– Я говорила тебе оставаться в покоях!

– Прости, – я повинился. Говорила, говорила. – Прости, что помешал тебе. Я должен отыскать моих людей.

– Ты встретишь их завтра. И завтра же вы покинете крепость.

– Я должен удостовериться, что они живы! Я потерял четверых. Я не хочу…

– Они живы, – оборвала птаха. – Людям незачем ходить по крепости. Небезопасно, – процедила она. – Как ты вообще нашёл меня?

– Случайно, – признался я.

– Случайно, – повторила птаха. Ребенок с виду, а речи ведьмы. Жутко на такое смотреть.

– Сколько тебе лет?

– Много. Больше, чем тебе.

– Выглядишь на одиннадцать.

– В этом времени да.

– А в другом?

– А другом тебя нет.

– Но…

– Коль расскажу, отвяжешься?

Не так нужно говорить с княжичем, не так девочка-птица. Она будто не знает. Все смотрит своими глазищами да не на меня. Красивая. Волосы длинные, не прямые и не кудрявые, цвета пряности-корицы, золотятся на свету. Наши девочки тоже красивые, но она другая что ли? Точно белое южное дерево с резными листочками, с ветвями корявыми в нашем ладном северном лесу, где берёзы одни да ели. Не такая она. Не такая. Смотрю как дурак на ярмарке.

– Не расскажешь – точно не отстану.

Я улыбнулся, а она нахмурилась.

– Я умерла в семнадцать, – холодно и твёрдо отмерила птаха. Напугать решила! Ха. Я рот открыл, но она так зыркнула: – Лэя забрала мою душу в услужение.

– За что? – Человечью душу да в услужение? Не бывало такого и быть не должно. Я удивился, как удивился бы любой ребёнок. Что за глупости? – Разве можно забирать чужие души?

– Нераскаянные можно, – она опустила голову, прячась за косами. – Я русалкой быть должна. Я с обрыва спрыгнула, мальчик. Сама из жизни ушла. Сама на дно речное.