Подключилось. Ура. Ну что ж, здравствуйте коллеги, попробуем вытерпеть очередные хер-его-знает-сколько минут бесподобных заэкранных шуршаний. Живые люди обратились не живыми помехами. Но между тем каждый рабочий созвон рано или поздно делал милость и заканчивался. Я вставал, шёл на балкон, распахивал старые окна. Весна в этот южный край приходила медленно. Сегодня вот вообще снег пошёл. Промёрзнув достаточно, чтобы комната показалась мне спасением, я возвращался, открывал сайт курса и ещё минут сорок ковырял корейскую грамматику.

Последний раз я разговаривал с живыми людьми, без маски и дольше пяти минут в магазине, около недели назад — с грузчиками.

А чай теперь ведь тоже не поставишь. Придется электрика искать…

Гудящая утренняя тишина плескалась вдоль боков панельных многоэтажек. Где-то вверху между небом, разбелённым каскадами перистых облаков и крышей мелькали птицы. Машина, верно громыхала в сторону нашего подъезда. В кармане трепетал не пригодившийся будильник. Влад позвонил в семь. Он долго рассказывал про рейс, Мурманские корабли и варенье из шишек. Мы виделись прошлым летом, разбитым, искореженным и жарким как старая духовка. Машина въехала и застряла. Из одинокого голубого самшита выпорхнула кошка. Водитель замер, и кошка замерла. Ей просигналили, и кошка убежала. Я подхватил ключи. В домофоне не работала кнопка вызова, её выковыряли, и она лежала рядом, чей-то не оправданный трофей.

Я откашлялся и сказал: «Здравствуйте!». Водитель нервно затолкал пачку сигарет в задний карман, точно он школьник, а я его батя; поднял голову и то ли испуганно, то ли просто с удивлением оглядел меня.

– Доброе утро! – я решил поздороваться ещё раз, ну мало ли, мне не жалко. – Квартира сорок.

Мужик в растерянности потёр лоб. Я мало походил на тетеньку, вызвонившую грузчиков.

– Василий, – наконец решился он. Приятный мужичок в мягких серых штанах, с мягкой розовой улыбкой.

– Артур.

Он протянул мне руку.

– Армянин?

– Да нет вроде русский, – я улыбнулся. Не первый раз уже спрашивают. Дома не спрашивали, в Питере тоже, а тут…

– А чо тогда? – он пощупал карман с сигаретами. Я пожал плечами.– Пятый этаж?

– Пятый.

Я им не завидовал. Три толстых шкафа, старый холодильник, две сумки старых книг и стол. Под таким столом можно жить и можно сдохнуть, пока его несёшь.

– Скоро будут, – объяснил Василий, поглядывая на часы. Меня-то оно особо не беспокоило. Времени у меня – целая жизнь. – Они на маршрутке.

Остановка в квартале отсюда, и дорогу со светофором нужно перейти. Я бы выбрал трамвай. Моё ли это дело? Сначала мне позвонил Влад, потом бабушка. Потом мне захотелось немного уехать домой прямо в этих штанах и без паспорта. Я здорово улыбался, до смерти очаровательный, бабушка того не видела, она всё извинялась да называла меня нелепо и очень ласково. Не радовало, ну совсем, не радовало Владову бабушку, что какой-то незнакомый я поселился в её родной квартире, пусть и готовящейся принять постоянных квартирантов, но при этом она была мне обязана, она чувствовала, что обязана из-за этой эпопеи со шкафами и Владом, которого в числе первых отправили на двухнедельную изоляцию. В общем появившихся со стороны магнита грузчиков я был готов обнять.

Из старого дома выгружали старые шкафы. Тяжелые необъяснимо тяжелые, такими бывают старые вещи, полные чьих-то тайн, невыполненных обещаний, невыполненных и незабытых. Я стоял, опёршись рукой о стену. Стена шершавая и холодная. Нога немного ныла, но где-то глубоко под кожей и под штанами. Я научился за полгода оттеснять эту боль на самый край сознания, выталкивать за кромку ясности и черноты. Трость таскать с собой не хотелось. Грузчики поглядывали на меня с неодобрением, мол чё сам шкафы не носишь.