Это уже было слишком…

Разговор на тему борцы с баклабами уже и не знали, как закончить, но тут фронтовик Чех недоуменно спросил, а кого расстреляют, если рашкина ракета угодит в лабораторию, производящую заразные бактерии, и они разлетятся по всему Киеву?

– Тебя расстреляют, мой раненный друг.

Серега рассмеялся, про себя констатируя – веселюсь накануне плача. В таких ситуациях путаются даже опытные психологи. И он не видел из неё выхода.

И видимо, чтобы понять ситуацию, все если за стол, стали пить. Пили водку, которой у Сереги был нескончаемый запас. Пили все – и Инна тоже. Допились до того, что Перчик заорал истошным голосом:

– Смир – на! Старший сержант.… Как тебя? Чех? Выйти из строя.

Фронтовик и не подумал подниматься со стула.

– От имени и по поручению Президента Украинской Народной Республики за мужество и героизм, проявленный в боях с ненавистным агрессором, вручаю вам Орден Свободы!

Перчик икнул и ткнул Славу кулаком в грудь – будто награду прицепил.

Зараженный его шкодливостью, Серега принес из гостиной коллекционный орден. Нацепил его Чеху на грудь и со вздохом произнес:

– Носи. Не выбрасывай.

О, жизнь, время наших желаний!

В квартире в то время творилась полная необъяснимость. Чех молчал. Он был податлив, потому что передал все свои чувства некоему стороннему наблюдателю. Сергей угощал и развлекал Инну. А врача-отравителя нельзя было назвать и позитивным негодяем – он просто был при деле: пил и пытался понять, что он получит кроме завтрашней головной боли.

– Сергей, ты ищешь работу?

На такие вопросы, где идиотизм соседствует с гениальностью, обычно не отвечают. А Перчик смотрел на него так пусто, что отсутствие всякого выражения в глазах наводило на мысль о значимости пустоты. Ничего стоящего шеф сыскного бюро в них увидел, а вот врач узрел что-то в нем.

– Запомни, – произнес он.

А что запомнить Серега должен, Перчик не сообщил, но продолжил:

– Сопляк ты ещё с Пентагоном бороться. Не понимаешь, с кем связываешься.

Вдруг сыщик понял, до него дошел смысл только что сказанного – Артур на его стороне. Он растерянно посмотрел на приятеля-отравителя.

Когда еще налили и выпили, Перчик сказал то, что от него совсем не ждали:

– Вот что, хлопцы. Нам надо быть вместе. Всегда вместе. Только так. Обратной дороги нам уже нет. На себя беру все руководство операцией.

А глаза-то, глаза при этом – как у храбрящегося труса. И голос визгливый, поросячий. .Но говорил слова старшего по возрасту человека.

– Чтобы слушались меня, малявки! За непослушание расстрел на месте.

Сергей слушал, а Станислав Чех в этот момент рассказывал Инне про войну.

– В каждом бою наступает момент, когда начинаешь понимать – пора уходить. Потому что твой товарищ справа не подает признаков жизни, а товарищ слева уже исчез…

Перчик влез:

– Я нарисую тебе справку – инвалидность по контузии. Будешь дома жить, и будем вместе дела творить.

Оказалось, что американцы врачу не нравились. Артур их просто ненавидит. Пиндосы, уверял он, сволочи от природы, спят и видят каждого украинца убитым. А с сынком Байдена у него свои личные счеты…

– Америка это не Украина – нахрен она нам согнулась, – прозвучало как резюме.

– А кто для тебя свой? – задал Сергей провокационный вопрос

– Ещё сам не знаю.

Ночь ещё закончилась, а похитители, поговорив за столом, вдруг изменили свою задачу – признали в Перчике нечто, достойное уважения и доверия. Посматривали на Артура так, словно сейчас он изречет нечто повелительное, важное, нацеленное и полезное.

О конце войны он высказал мнение:

– Как пожелает Америка, так и будет.

На вопрос – чем будем заниматься, ответил: