Пышное русское застолье… Оно является чем-то очень важным в жизни, потому что даже в самые материально трудные годы на стол собирается, «достается» самое лучшее. «Русский стол» всегда неэкономный. С вариациями на достаток хозяев, но он должен «ломиться» от яств. Это не просто вкусное угощение. Человеку требуется гораздо меньше еды для насыщения. Важным является именно обилие, почти нескончаемое. Угощение на праздничный стол всегда готовится с большим запасом и, как правило, остается. Ради чего с большими стараниями, заботами, подчас с почти непосильными материальными издержками воспроизводится этот образ нескончаемого обилия всего самого вкусного? Может быть, он должен постоянно напоминать человеку образ бесконечного райского пира, той награды, которая ждет его по окончании земной жизни, если он провел ее, достойно своего Ангела.

И самый обильный стол прежде всегда занимал свое место в иерархии событий именин. Главное по важности происходило с утра: посещение церкви. Там – пир духовный. Там празднуется память самого святого. Именинник имеет возможность к ней приобщиться. «Хоть и День Ангела, а отец сам засветил все лампадки, напевая мое любимое – «Кресту-у Тво-е-му-у…». <…> В новом, золотисто-коричневом костюмчике <…> я вбегаю в столовую и поздравляю отца с Днем Ангела. Он вкушает румяную просвирку и запивает сладкой душистой «теплотцою» – кагорчиком с кипятком: сегодня он причащался» [там же, с.438].

Именины по традиции были и днем добрых дел: подать ли милостыню, накормить ли тех, кто победнее: «В летней мастерской кормят обедом нищих и убогих, – студнем, похлебкой и белой кашей. В зимней, где живет Горкин, обедают свои и пришлые, работавшие у нас раньше, и обед им погуще и посытней: солонинка с соленым огурцом, лапша с гусиным потрохом, с пирогами, жареный гусь с картошкой, яблочный пирог, – «царский обед», так и говорят, пива и меду вволю» [там же, с. 441]. Именинный стол, хоть и состоит из разных «столов» разделенных по достатку и статусу гостей, но в целом он практически охватывает почти всех людей, имеющих хоть какое-то отношение к имениннику.

Так праздник именин становится образом пира, в котором призваны участвовать все люди[19]. В русской литературе есть прекрасный образ такого пира. Напомним, как Алеша Карамазов, герой романа Достоевского, потрясенный смертью своего старца Зосимы и запаху тления, исходящего от умершего святого человека, сначала убегает из монастыря, а потом, когда возвращается, слышит и воспринимает все как бы сквозь сон – в «тонком сне», как называлось такое состояние в святоотеческих источниках. «Было уже очень поздно по-монастырскому, когда Алеша пришел в скит. <…> Кроме отца Паисия, уединенно читавшего над гробом Евангелие[20], <…> в келье никого не было. <…> Алеша повернул вправо от двери в угол, стал на колени и начал молиться. Душа его была переполнена, <…> но сердцу было сладко и, странно, Алеша не удивлялся этому. Опять видел он пред собою этот гроб, этого закрытого кругом драгоценного ему мертвеца, но плачущей, ноющей, мучительной жалости не было в душе его, как давеча утром. <…> Он тихо начал молиться, но вскоре сам почувствовал, что молится почти машинально. <…> Стал было слушать, что читал отец Паисий, но, утомленный очень, мало-помалу начал дремать…

«И в третий день брак бысть в Кане Галилейстей, – читал отец Паисий, – и бе Мати Иисусова ту. Зван же бысть Иисус и ученицы Его на брак».

«Брак? Что это… брак…, – неслось как вихрь, в уме Алеши <…>.

«…И не доставшу вину, глагола Мати Иисусова к Нему: вина не имут…»