Ответ однозначен: нет, не так – имеется самое что ни на есть принципиальное различие между состояниями нормальными и измененными. И заключается оно в том, что в измененном состоянии принципиально изменяется и восприятие. Подчеркну: меняется принципиально, качественно, то есть самой своей модальностью. Ну, к примеру, пребываете ли вы в состоянии заботы-тревоги или занимаете позицию чистого интеллекта (нормальные состояния сознания), все равно ваше эмоциональное восприятие одних и тех же жизненных явлений в принципе будет идентичным. Иначе говоря, если у вас в состоянии заботы-тревоги вызывает резкое отторжение некая картинка, то она никогда не привлечет вас и в состоянии интеллекта. В то же время, если вы поменяете состояние сознания на измененное, даже какое-то легкое, то эта картинка вполне может вам понравиться. Ну, скажем, в состоянии сексуального возбуждения человеку может нравиться что-то такое, что в нормальном состоянии им же резко отторгается (или наоборот).

Можно сказать иначе: переход из одного нормального состояния в другое личностных изменений не вызывает; погружение в измененные состояния может менять нашу личность.

Существуют столь глубоко измененные состояния сознания (в принципе, они для нас доступны), в которых прежняя личность человека просто исчезает. Например, в своих книгах Кастанеда часто упоминает психическую позицию, как мы говорим, которую толтеки называют положением (точки сборки восприятия) без жалости. То же самое измененное состояние, весьма глубокое, у буддистов часто называется безэмоциональным, или равностным. Его суть – в тотальном равностном восприятии без выбора. И без каких-либо эмоций вообще! Между тем, в расхожем представлении человек без эмоций – какой-то робот, нечто отталкивающее, неестественное и потому пугающее. Делайте выводы.

Не стану избыточно усложнять предложенную модель – ее вполне достаточно для материала, изложенного в этой книге. О психологических моделях и моделировании в широком смысле слова мы подробно расскажу в первой главе.

Чтобы уже «закрыть» эту тему, расскажу вам о том, что вы наверняка знаете и без меня, а именно: сверхвозможности у отдельных людей иногда возникают и случайно – благодаря несчастному случаю, катастрофе, болезни – в общем, в результате какого-то очень сильного переживания, погружающего человека опять-таки в измененное состояние сознания.

Приведу примеры, очевидцем которых был сам. В 70-е годы жила у нас в Питере одна женщина – З. К. Эта женщина обладала совершенно уникальными возможностями. Например, удерживала спичечный коробок между разведенными ладонями или двигала этот коробок взглядом по столу. Кстати, когда производили замеры во время опытов с ней, то выяснили, что между ее ладонями возникает очень мощное электростатическое поле. Ее постоянно пасли «спецы» из КГБ. Лечить людей или как-то по-иному им помогать З. К. могла неважно, да и не каждому контакт с нею приносил пользу. Ее дар, скорее, годился для разрушения. Один посетитель случайно угодил под ее взгляд во время опыта – хотелось мужику сфотографировать колдунью получше – и получил сильный ожог.

Эти необычные способности появились у З. К. после того как в ее дом угодила бомба – девочкой она пережила в Ленинграде блокаду, – и она долгое время находилась под завалами, из-под которых ее, к счастью, извлекли и вернули к жизни.

Этот случай хорошо укладывается в схему: мощнейший стресс и, конечно, измененное состояние сознания вызвали перестройку психики с таким удивительным эффектом.

Но вот иной пример – другой человек. Приблизительно в то же самое время жил в Питере скульптор Л. Ваял он в основном бюсты Ленина. Не улыбайтесь: в те годы для этого требовалось особое разрешение. Имел шикарную мастерскую в центре города, в которой постоянно собиралась публика – из художников, литераторов, музыкантов… А еще он коллекционировал скрипки и хвастался, будто в его коллекции имеется инструмент работы великого Страдивари. Иногда он даже предъявлял гостям эту самую скрипку, правда, в разобранном виде. На мой взгляд, то были просто куски сухой древесины с остатками лака на них – в общем, нечто такое, что не узнал бы даже сам великий мастер, когда бы ему это показали.