Знать, оставив бокалы, медленно потянулось в зал занимая места. Элис подбежала ко мне с разрисованным лицом, за ней прибежал шут, обронив уголёк. Наклонившись к нему проворный мальчонка разрисовал и мою физиономию грустной гримасой и, с озорным смехом, убежал в зал.

– Зато теперь мы сочетаемся, не одной же мне сидеть разукрашенной.

Мы переступили порог, в поиске свободных мест.

Первый ряд не ценился для лицезрения картины, потому что запрокидывать назад голову не особо удобно, но выбирать нам не из чего. Поскорее бы всё это закончилось…

Очнулся на сцене в луже крови. Не знаю кому она принадлежит, мне или обезглавленному телу, которое лежит рядом.

Запах пороха расплывается на языке, а в щелях между досок сверкают крысиные глаза.

Внезапно в лоб мне прилетел огрызок от яблока, это раздалось режущим эхом внутри головы.

Шут тычет в меня палкой.

Я взвыл от боли, пронизывающей всё тело, чувствую, как заплыло лицо, мои рёбра отбиты.

Карлик, угрюмо звеня бубенцами, ушёл.

Нужно двигаться, хотя бы ползком. Но куда?

Лучше всего в тень.

Палящий солнечный свет, терзал мою кожу, стекая по свежим следам от кнута каплями соляного пота.

Рвота подкатывала к горлу…

И вновь этот грустный звон бубенцов, лишает меня возможности скрыться, скрипя башмачками по половицам…

Потешник окатил меня холодной водой из ржавого ведра, улыбаясь от зрелища.

Ему нравилось, как я поднимаюсь и падаю, разбивая колени. Пока я искал помощи от висевшей рядом кулисы, моему взгляду удалось зацепиться за тусклый просвет от приоткрытой двери в конце чёрного коридора.

Мне больше некуда идти. Зашатался в направлении этого сияния, но упал, отворив собой дверь.

Заплаканная дама, сидевшая у зеркала, вскрикнула, завидев меня. Она дотащила меня на лавку, кинув подушку из сена под шею. А после, щёлкая ножницами, беспощадно высвобождала моё израненное тело от остатков уже ни к чему не пригодной одежды.

Меня накрывала своим одеялом чарующе тёплым воистину чёрным, мгла безмолвной души, созидающей леди, задувающей свечи.

С перебинтованным телом я встретил свой новый день. Тем временем, девушка ходила в чёрном платье и белой фате, читая сказ мертвецу, смотрящему на неё из картины в малой коморке.

На косом столе пылают свечи. Около зеркала стоял шкаф без дверей, наполненный чудаковатыми яркими платьями. Рядом с лавкой цвели тюльпаны в узорчатой вазе. Красота в подобных мелочах пронизывала собой всю эту комнатку сквозь бедность.

Оторвав своё тело, я не чувствовал боли, по-своему было даже легко. Хм, интересно, у всех, кто был возвращён с того света появлялись подобные ощущения?

Рядом со мной на стуле лежала одежда ныне покойного, но, похоже, в моём положении выбирать не приходится. Стараясь не тревожить свою спасительницу, я скрылся за дверь и продолжил свой путь вглубь тёмного коридора.

Между двух балок был привязан суфлёр. Его окружала труппа и люди в балахонах, вооруженных дубьём. Рослый мужчина в шкуре медведя искусно истязал привязанную тушу кнутом, оттягивая его мучительную смерть. Классика – ничто не держит порядок так, как показательные казни. Очередной удар опоясал шею суфлера, перебив ему горло. Вопль от боли в один миг сменились тишиной. Палач с красным лицом развернулся к балагану и громко объявил, жестикулируя руками.