– Вот это рыбалка, – восторгался Ягунов, – на вечер будет знатная уха!

В лесистых горах водились козы, олени, медведи, кабаны, дикие кошки и прочее зверьё, которое уссурийские манзы ловили, устраивая ямы из срубленных деревьев и валежника. И что интересно, они пойманных оленей, изюбров приводили в фанзу и кормили сеном до тех пор, пока у них спадут старые рога и заменятся новыми, молодыми. Тогда животных забивали и продавали за хорошие деньги. Вот на такую охоту с ними с удовольствием ходил Пржевальский, называя её самой успешной в своей жизни.

Но больше всего он удивлялся тому, что манзы охотились на зверя с фитильными ружьями. Он разводил руками и пытался объяснить Ягунову:

– Эти старинные ружья со стволом длиной аршина два с половиной и с замком, состоящим из курка, спуска и пружины, закреплённой на внешней стороне ружья. В курок вставляют зажжённый фитиль, который воспламеняет насыпанный порох … Бах, и выстрел, и ведь попадают.

– Как стрелять при дожде? Непонятно! – не переставал удивляться Ягунов. – Да и вообще, как охотиться с таким ружьём? А ведь местные охотники очень удачливые.

И вдруг закричал:

– Смотрите, Николай Михайлович, они жгут траву. Зачем?

Пржевальский ответил:

– Я интересовался, манзы сжигают сухую траву вокруг своей фанзы для того, чтобы при лесном пожаре огонь не перекинулся на их жилище.

– Предусмотрительные, – покачал головой Ягунов.

А путешествие продолжалось. Они шли вдоль побережья моря, собирая ракушки и стреляя по птицам. А казаки с вьючными лошадями следовали за ними и, продолжая не понимать своих господ, философствовали между собой:

– Так уж нашим учёным нужно, сбивать о камни сапоги, рвать цветочки? Куда лучше ехать на лошадях.

– Им, барам, виднее. Видал сколь здесь птицы?

– Да, пострелять здеся одно удовольствие.

Бродя по побережью, Пржевальский с Ягуновым много охотились, ловили рыбу, занимались сбором совершенно незнакомых трав, удивительных растений и, сидя у костра, мечтали о путешествии по монгольским степям. Кроме того Пржевальский не забывал рассматривать побережье Японского моря с целью размещения военных постов для обороны границ России и старательно обозначал их на картах.

Пржевальский снял шапку, и с удовольствием вглядывался в морские дали. Ветер трепал его волосы. Он обернулся и сказал своему помощнику:

– Морские ветра здесь настолько сильны, что береговая полоса в несколько вёрст почти без лесов, зато здесь высокая трава и встречается много неизвестной растительности. Так что собирай травушку, Коля, и как можно больше.

Ягунов шел за Пржевальским и, постоянно наклоняясь за растениями, рвал их и удивлялся:

– Действительно, Николай Михайлович, какое здесь удивительное разнообразие природы и на совершенно голом берегу!

– Собирай траву, не ленись, – хохотал Пржевальский. – Думаю, завтра уже пойдёт снег, а нас скоро ждёт баня во Владивостокском посту.

Хмурой осенью, 26 октября путешественники достигли поста Владивосток, а ночью уже бушевала метель. Поэтому Пржевальский решил пожить с неделю в тепле, передохнуть с дороги и заменить измученных лошадей.

Кроме солдатских казарм, офицерского флигеля, в котором разместили путешественников, во Владивостоке были склады, около 50 казённых и жилых домов, и два десятка китайских фанз. Так что населения было небольшим и составляло не более 500 человек.

Пржевальский, осуществляя инспекцию поста, не отказался от охоты, на которую пригласил его знакомый офицер. Утром они даже не успели пройти несколько вёрст до заветного оврага, как увидели семь аксисов, так называли оленей местные жители. Охотники стали обходить это стадо оленей, продираясь сквозь ветви деревьев. Пржевальский, приготовив ружьё, стал осторожно подкрадываться к аксисам … и лучше не вспоминать об этом. Вечером после охоты они делились впечатлениями. Пржевальский, краснея, рассказывал: