– Знаешь, как только в 100 шагах я увидел аксисов, так меня сразу бросило в пот. Я ведь никогда не видел так близко этих красавцев. Ну, выстрелил дважды и промазал. Так себя проклинал, что не передать. Зато пробежав полверсты, я за деревьями вновь заметил аксисов всего в 50 шагах, и опять дал промах с двух стволов. Стыдно, жуть! Тогда я достал свой пистолет и успел после пяти осечек ещё раз выстрелить вдогон, и … опять мимо.

– Да, уж такое упустить, – рассмеялся приятель, – да ладно, спи спокойно. Завтра опять пойдём на охоту, и ты будешь удачливее.

– Не уснуть мне, – раскраснелся Пржевальский. – Такой конфуз.

На следующее утро Пржевальский с тем же офицером снова отравился на охоту. Он всю дорогу настраивал себя не горячиться и стрелять обдуманно. И это помогло ему не только на этой охоте, но и быть удачливым в будущем.

4 ноября Пржевальский со спутниками отправился по побережью в путь и , пройдя по полуострову Муравьёва-Амурского, 6-го числа добрался до военного поста, расположенного на вершине горы Уссурийского залива. Купив лодку, экспедиция Пржевальского с большими трудностями переправилась через устье реки Майхэ, потому что по реке неслись льдины, а берега были уже замёршие. Так что пришлось во льдах прорубать проходы для лодки и лошадей, которых пустили вплавь. Совершенно окоченевшие лошади дрожали, и казакам пришлось водить их по кругу, чтобы согреть. Затем лошадей навьючили и уже к вечеру усталые и замёрзшие путешественники прибыли к устью реки Цыму-хэ, где их приютили в деревне Шкотова.

Здесь в шести дворах проживало 34 человека. Это были ссыльные поселенцы, крестьяне и «отпускные» солдаты.

Местные жители рассказывали:

– Видите, на берегах реки Цыму-хэ раскинулись фанзы манз? Их главное занятие снабжать золотопромышленников и ловцов морской капусты жизненно важными припасами и развлекать их в притонах.

Ссыльные поселенцы шептали:

– А ещё они открыли у себя игорные дома.

Одна фанза находилась недалеко от деревни, и Пржевальский заглянут туда. Игра была в полном разгаре. Манзы, поджав под себя ноги, сидели на нарах, расположенных вдоль стен и играли в кости. Они курили трубки и кричали друг на друга, а толстый манза, видимо писарь, записывал счета. Увидев иностранца, манзы уставились на него. Когда же Пржевальский захотел объясниться с ними, то его несовершенное знание языка сразу сказалось. И манзы, сделав вид, что ничего не поняли, продолжили свою игру. Пржевальский, возвращаясь в деревню, сетовал: