– Так приятно осознавать, что молодежь еще смотрит отечественные картины. Сейчас ведь в моде блокбастеры, триллеры, чтоб кровищи побольше! – оставляя размашистые завитушки на бумаге, мама пытается разговорить Волкову.

Я был прав, говорить о собственных достижениях любимейшее занятие моей своенравной родительницы. Уж не знаю, стала ли она такой, познав вкус славы и богатства, или же была такой самовлюбленной с самого детства, но чем старше я становлюсь, тем больше раздражения вызывает во мне ее настойчивое стремление заставлять всех и каждого петь дифирамбы ее посредственному таланту.

– Российские мелодрамы – это ведь кладезь эмоций. Они заставляют сопереживать, окунаться в мир первой влюбленности… Вы ведь согласны со мной, Лизонька?

– Да, – становясь красной, как перезревший помидор, соглашается девушка, бросив на меня странный взгляд. Просит о помощи?

– Вы ведь уже наверняка видели «Объятья страсти»? Как вам?

– Прекрасно. Одна из лучших ваших работ.

– Разве? – заметно погрустнев, мама заканчивает с писаниной и протягивает листочек своей поклоннице. – Признаться честно, мне было скучно. Состав подобрали слабенький. Молоденькие, никому не известные актеры… Хорошо хоть Чернова взяли, с ним на площадке творить одно удовольствие. Вы ведь помните «Реанимационное отделение»? Ох, чудесная была пора!

Эвелина все говорит и говорит, а Лиза становиться мрачнее прямо на глазах. Суетливо бегает взглядом по нашим со Славиком лицам и переминается с ноги на ногу, словно ей невыносимо находиться рядом с народной любимицей. Вот уж не так я представлял себе эту встречу. Встреть я в шестнадцать солиста Limp Bizkit, наверняка прыгал бы до потолка.

– Спасай давай свою подружку, иначе Эвелина живьем с нее не слезет, – доносится уставший голос друга и мне ничего не остается, кроме, как вклинится в их беседу…

***

– Я тебя обманула, – глухо, опустив голову и теперь лишая меня возможности видеть ее лицо, ведь влажные волосы сейчас спадают к ее груди, закрывая от меня наверняка красные щеки. – Я не сморю фильмы с твоей мамой. И до прошлой недели, я даже не знала ее имени.

Я глушу двигатель, впервые чувствуя себя таким растерянным – странное чувство внутри словно предостерегает меня от дальнейших разговоров, заверяя, что это не принесет мне ничего хорошего, но любопытство все же берет верх.

– Вообще, не одного? – странный вопрос, но это первое что слетает с языка.

– Ну, разве что тот сериал про главврача. Осилила пару серий.

– И как?

– Ужасно, – признается честно, и тут же разворачивается, приводя свои локоны в движение: словно пружинки, они приподнимаются и тут же рассыпаются по плечам, в свете уличного фонаря играя теперь переливами - золото, черная бездна и капли растопленного шоколада…

– То есть, мама твоя была неплоха… Можно сказать, на высоте, – Лиза нервно елозит по сиденью, теперь явно не зная, как сгладить эффект сорвавшегося с уст признания, и так отчаянно сжимает в руках свой зонт, что я не могу не рассмеяться.

Пугаю ее своей реакцией, но, уже не в силах остановиться, трясусь от смеха, пряча лицо в сложенных на руле ладонях.

– Брось, Лиз, только не оправдывайся, – успокоившись, решаюсь на откровенность. – Честно сказать, я немного переживал за твое психическое состояние, когда ты написала, что собираешь вырезки с ее интервью. Кто в здравом уме сейчас так делает?

– Света Трофимова, – вызывает еще одну волну неконтролируемого веселья, произнося ни о чем не говорящее мне имя, и теперь и сама еле слышно посмеивается, наконец, расслабленно опустив плечи. – Моя одногруппница. Это для нее я автограф просила.