Примечателен он уже тем, что река вроде бы есть, но её как бы и нет, она вне физической досягаемости почти вплоть до самого устья. Попить и набрать воды, таким образом, не представляется возможным. Да и не видно её вовсе из-за травы, кустов и деревьев, только слышен звук: местами журчание, местами шум.

Тропа по Сергезю такой крутости, что подниматься по ней находится мало желающих. Но, как ни странно, находятся. А нам и спуска – через край! Косогор с трэшовым уклоном; держись, чтобы не разогнаться и не улететь, не наскочи на нижних, не попади под верхних, да смотри, чтобы стопы от голеней не открутились…

У меня нет ни одной фотографии с этого места, да и вообще фотки из Первого похода пересчитываются пальцами одной руки. Суровая правда жизни: на плёнке в мыльнице было шестнадцать кадров, и половина была засвечена. Есть и другие причины, могущие показаться смешными, но тем, кто помнит, как всё было – грустными. Морось, туман и дождь означают: никакой фотосъёмки. Резкий подъём и резкий спуск значат примерно то же. Снимать просто некогда! Тебя никто не ждёт… Плюс, если у тебя полтора десятка кадров на всё про всё, ты не будешь щёлкаться на лету, как попало. И никаких постановочных композиций, мы и так всю дорогу отстающие! Догоняющие.

Вот и опять все растворились, убежали… Шагу!

Сейчас мне кажется, что нисхождение по Сергезю я помню хуже, чем то, что было сразу после него – кубинскую дорогу… Детали исчезли из памяти. Но я так хотел бы рассказать вам про эту реку! До конца не уверен, почему, но я полюбил её. Наверное, из-за названия. Такое уж оно… «артхаусное», нестандартное. А может, из-за крутого её нрава, бешеной той тропы, диких зигзагов вверх-вниз… Из-за того, что в сердце моём она так и осталась холодной, недоступной… И из-за того, что так много было там спелой малины и смородины!

Но также и потому, что имя этой реки навсегда для меня связано с именем погибшего друга, Алексея Курицына.

Сергезю – это символ. Всего Алтая, если хотите. Всех этих лет.

Два с половиной десятилетия тлетворно влияют на клетки воспоминаний. Позволю себе небольшое отступление «назад в будущее», и опишу Сергезю по впечатлениям лета 2018-го.

Я снова сбегал по ней, совершая «Поход памяти» и исправляя «недоделки». Слово «сбегал» – явное преувеличение того, что происходило в действительности, потому что старая тропа теперь заросла. Эх, не ходят больше туристы по Кубе и её притокам! И бойцы-эрлагольцы редко заглядывают в эти места. Как жаль!

Всему виной наводнение? То, что «шишиги» не могут проехать дальше смытого «третьего мостика»? Или измельчали любители гор? Окончательно превратились в пузатеньких мужичков и располневших женщин, сонно раскачивающихся в сёдлах в ожидании, пока их довезут до «места» и накормят ухой из хариуса?

Я в это не верю. Не может человек, через ноги, через эти две антенны впитывавший древнюю энергию Земли, вдруг пересесть на коня, чтобы под монотонные команды проводника трястись на нём по расхлябанным лошадиным дорогам. Ни влево, ни вправо не сделать шага… Пастись отарой, плестись как зеваки за экскурсоводом в заграничных турах «всё включено»…

Так же, как брутальный рокер не заделается попсовиком, как любитель драматического авторского кино не станет вдруг глотать одну за другой тупые американские «писе-какачные» комедии, как альпинист не влюбится в плоскую, что твоя сковорода, равнину, так не может превратиться в матрасника настоящий пеший турист!

Итак, Сергезю. Каскад резких петляющих спусков, перемежающихся подъёмами на обходах обрывистых прижимов. Всё это скрыто за сплошной стеной трав, не только высоких, но и толстенных – не переломишь стебель. Запинаешься и летишь вперёд, родименький, судорожно цепляясь за всё подряд, чтобы замедлиться. Здесь и борец, и лопухи, и серпуха, и гигантская шульция, и молочай – вся алтайская флора! Ступать приходится наугад, прямо в переплетённую гущу, загоняя ботинок в беспредельный океан травы. Тропа еле-еле угадывается под ним, когда смотришь сверху вниз, но если оглянуться, то уже ничего не увидишь, лишь по прибитым листьям и можно найти обратную дорогу.