Виктор уже пробивает баночку со сгущённым молоком. Но это не обед, это лакомство.
Итак, миска с крупнозернистым снегом, «вкус клубники», сгушняк, алюминиевая ложка. Фруктовое мороженое «а ля Горный Алтай» готово!
Такое видим впервые. Все в восхищении, каждый норовит урвать ложку побольше, с горкой. И это зря: сладкий снег обжигает язык, студенит нёбо, рвёт горло, ломит зубы, но… не тает! Попробуй-ка, прожуй полный рот льда!
Зато впечатлений на всю жизнь. И рецептик запишу.
Замечательная четвёрка новоиспечённых туристов постепенно приобретает здоровый походный пофигизм. Нам уже всё равно, в какой кондиции, в каком положении и под каким бременем находится наше тело, какие с ним происходят передряги. Безразлично, дует ли в глаза ветер, течёт ли по лицам дождь… Не важно, на что наступают, во что погружаются ноги…
Сейчас будем спускаться. Ну, хорошо. Вкус великолепного снежно-сливочного мороженого ещё держится на губах. Дальше камни, кочки, ложбины… Ладно. Ручьи, кусты, буераки… Пойдёт.
В широкой долине переходим странные лужи. Либо это какие-то уникальные мельчайшие озёра, либо здесь шли неимоверные дожди. Вода стоячая, но не тёплая, от каждого шага снизу поднимается бурая муть. Пересекаю подозрительный водоём со смешанным, неуютным чувством. Немного страшновато: неизвестно ведь, какая тут глубина, и что на дне. Но всё минуется благополучно, воды в лужах максимум до середины бедра.
Дело идёт к вечеру. За долиной встаёт новая отвесная гряда. Утёсы, откосы… выглядят почти неприступно. Круто, брутально. Мы не спорим. Глаза бояться перестали, а ноги… делают всё сами, давно уже живут собственной жизнью.
День да ночь – сутки прочь, ещё один походный денёк отлетел. Бесконечный, как махи грязных ног передо мной. Мимолётный, как ветерок, расчёсывающий травы, ласкающий пушистые верхушки дудчатого лука.
А лук и в пищу пойдёт! Не поленюсь, сорву даже. Это ж батун, если не ошибаюсь! Ботаник из меня так себе, но мама же выращивала на огороде подобные культуры… Да, на вкус лук, и лук. Резковат. Прелестен. Кинем в вечернюю сублимуть.
Скоростной спуск
Одолели последний на сегодня взлёт, и встали прямо над обрывом. Горячим ужином тут и не пахло, ведь все реки и ручьи остались внизу, а деревьев здесь в принципе нет. Виктор скупо знакомит с затейливыми тюркскими наименованиями частей окружающего ландшафта.
– Под нами долина реки Аккая, а там вон гора с таким же названием. Завтра спустимся по Сергезю и пойдём по Кубе к лагерю.
Как? Сер..ге..зю? Ну и имечко у реки!
Палатки на плоской голове хребта – как набитые шишки, как наскоро слепленные пирожки на сковородке. Вместо «хребта» на язык просится почему-то слово «кряж», но не уверен, что оно уместно. Россыпи плитняка защищают от ветра. Там, где кончаются их серые языки, мелькают головки мелких цветочков. Лапчатка? Камнеломка? Точно не незабудка, её бы я не забыл! У той ведь такие голубенькие цветики… Недавно мне встречались, стелются между камешками, радуя глаз…
Значит, обширная долина – это и есть владения Ак-каи? Ну, ничего себе она раскинулась! Уходит далеко вниз, постепенно обрастая лесом, тянется на юг, к колоссальным скально-лесным цепям. А перед ними угадывается ещё одна долина, как меч-кладенец прорезавшая горный массив с запада на восток. Это ложе реки Куба, куда нам и нужно попасть. Но дотуда ещё Да-Ле-Ко…
Наутро, миновав необычную проплешину горных верховий – окружённую шерстью трав и усеянную моими любимыми огоньками – стали валиться в распадочек с речным истоком. Экшен, который я уж точно не запамятую никогда: спуск по реке Сергезю!