Она училась здесь всего неделю, а её уже ненавидели. Уже. Она умела только это – создавать проблемы, сеять ненависть.

«Уродина. Толстая, нелепая уродина».

В раздевалке Аля села на скамейку и закрыла лицо руками. Слёзы текли по щекам – горячие, солёные, бесконечные. Теперь Роман точно никогда не посмотрит в её сторону. Для него она навсегда останется жалкой и смешной толстухой, которая не способна даже нормально поймать мяч. Которая портит всё, к чему прикасается.

Раздевалка – пустая и холодная, будто здесь никогда не было жизни. Тусклый, мерцающий свет лампы отбрасывал длинные тени на стены, покрытые сколами краски и царапинами. Аля сидела, прижавшись спиной к шкафчику, и пыталась сдержать рыдания. Слёзы оставляли солёный привкус на губах. Руки дрожали, а в груди было тяжело, будто кто-то положил туда камень. Огромный и неподъемный.

– Аля, – тихий голос заставил её вздрогнуть.

Она подняла голову и увидела Настю. Та стояла в дверях, сжимая в руках ненавистный мяч. Каштановые волосы слегка растрепались, а в глазах читалось беспокойство, хотя, возможно, и не искреннее. Настя подошла и осторожно села рядом.

– Ты как?

Аля покачала головой, не в силах поднять на неё глаза.

– Не переживай, – вздохнула Настя и коснулась её руки. – Всякое бывает.

– Нет. Я всегда всё порчу, понимаешь? Всегда.

Голос дрожал, как и руки, как и всё внутри. Настя крепче сжала её запястье.

– Да ладно, это всего лишь урок. Завтра уже забудут. Не переживай. Пошли обратно.

Аля вспомнила свою мать. Настя чем-то напоминала её – такая же улыбчивая, целеустремлённая. Такая же не понимающая всей боли вечного изгоя. Такая же далёкая от реальности, где каждый день – сродни пытки.

– Нет, – прошептала Аля, вытирая слёзы. – Посижу тут одна.

Настя посмотрела на неё с сочувствием, но в её глазах читалось что-то ещё – может, раздражение, а может, усталость.

«Ей это всё не нужно. Ей не нужна моя боль».

– Ладно, – пожала плечами Настя. – Но если ты не вернёшься, получишь «двойку».

– И пусть. Мне всё равно.

Настя помолчала, вздохнула и тихо вышла, оставив Алю в одиночестве. Та снова закрыла глаза, чувствуя, как ненависть к себе заполняет всё её существо.

В голове, как назло, отчётливо возник образ Романа – тёмные кудри, голубые глаза, всегда смотрящие куда-то вдаль, тонкие изящные руки с длинными пальцами, вечно поправляющие наушники, часы на запястье и серебряное кольцо на пальце. Его запах – лёгкий аромат свежести с нотками дождя и древесины. Но теперь всё это было недоступно. После урока физкультуры он точно не захочет с ней общаться. Он вообще её не заметит. Или заметит – только чтобы посмеяться с остальными.

Всегда одна. Всегда отвергнутая. Всегда последняя.

Следующий урок – обществознание. Аля зашла в класс последней, стараясь не смотреть на одноклассников, бросавших на неё критические взгляды. Мария Сергеевна – строгая, подтянутая, в тёмном костюме с аккуратно собранными в пучок волосами – внимательно осмотрела весь класс.

– Напоминаю, что скоро конкурс проектов на тему здорового образа жизни, – сказала она, поправляя строгий серый пиджак. Её голос звучал чётко и властно, будто она была судьёй, а не учительницей. – У всех пар уже есть наработки?

– У нас всё готово, Мария Сергеевна, – сразу же ответила Настя, широко улыбаясь.

Аля заметила, что Настя всегда так вела себя с учителями – показательно, старательно. За это многие считали её любимчиком. Вот и Мария Сергеевна смягчилась и одобрительно кивнула.

– Я и не сомневалась. А что у других? Кострова, Ларинский, как у вас дела?

Сердце замерло. Горло сдавило, будто чьи-то невидимые пальцы сжались вокруг него. Аля неловко молчала. Роман, сидевший через проход, равнодушно хмыкнул и отвернулся к окну. Снова этот взгляд в никуда, как будто ему совершенно наплевать, что происходит в классе, в школе, в мире.