Месяц замещал отца, когда тот отдыхал от дневных трудов, – освещал ночной небосклон божественным Светом. Остальное время Меникс проводил во Тьме и поэтому с Перкунасом пересекался редко. Это не мешало Месяцу недолюбливать Громовержца – громогласный Небесный огонь был полной противоположностью тихому и погруженному в свои мысли ночному светилу. Но с тех пор как Перкунас начал постоянно бывать на земле, Меникс стал чаще появляться на небосклоне – иногда даже до того, как Свет отходил ко сну, или после того, как он пробуждался. Тогда же он впервые обратил внимание на Аустру, Утреннюю Зарю. Она была тем, что он всегда искал, она походила на него самого – одна часть ее божественного «я» скрывалась во мраке ночи, а другая была Светом. При этом, в отличие от сестер Меникса, звезд, Заря была совсем другой, непонятной и загадочной. А что любят жители Тьмы больше, чем загадки?

Месяц стал каждый день дожидаться появления Зари на небосводе. За то короткое время, что они могли проводить вместе, они старались получше узнать друг друга, и со временем Заря тоже прониклась симпатией к красивому и загадочному Месяцу. Но страдание, увы, вплетено в судьбу не только смертных, но и богов.

Однажды ночью, когда Меникс беззаботно прогуливался по небесному куполу, дожидаясь встречи с возлюбленной, к нему обратился Аутримпс, Морской владыка.

– Так дальше продолжаться не может, Месяц.

– Что именно не может продолжаться, Безграничный?

– Ты не можешь постоянно сидеть здесь по ночам, это не в порядке вещей! Ты должен, конечно, иногда подменять отца, но не каждую же ночь! И от заката до рассвета?!

– Прости, Аутримпс, но какое тебе до меня дело? Я в небе, ты – вокруг земли, чем я тебе мешаю?

Морской владыка, конечно, не мог этого сказать прямо, но Месяц его просто раздражал. Каждый раз, когда он видел на небосводе бледный диск, воды моря поднимались в негодовании – и опускались только тогда, когда Месяц уходил, уступая место своему отцу.

– Не положено – и все, – сказал тем временем Аутримпс. – Нечего вам, молодежи, перечить замыслу Творца, нашлись тут, умные. Или ты будешь реже показываться на небе – или я буду говорить об этом с Перкунасом и остальными.

После разговора Повелитель пучин удалился. Месяц дождался Зарю, но свидание было безнадежно испорчено. Когда возлюбленный рассказал ей о том, что случилось, Аустра сказала:

– Мне будет тебя не хватать, но мы можем попробовать видеться реже. Если это поможет избежать ссоры…

– Не хватало еще всяким старым пердунам указывать, как мне жить! Захочу – буду сидеть хоть всю ночь на небе, что он мне сделает!

Аустра рассмеялась, восхищенная храбростью возлюбленного, и впервые поцеловала его. На щеке Месяца осталась маленькая ямочка – первая, но далеко не последняя.

Владыка пучин был очень старым и очень мудрым, но терпение так и не стало его сильной чертой (если, конечно, терпение вообще сильная черта). Каждую ночь, вместо того чтобы в покое готовиться к новому дню, он был вынужден наблюдать, как малолетний выскочка торчит на небе вопреки его воле и ждет свою возлюбленную. Аутримпс возмущался, и от его возмущения морские воды продолжали подниматься.

Наконец, Повелитель пучин дождался момента, когда Перкунас наиграется на земле, – и явился во дворец Громовержца.

– О, Аутримпс, проходи! Ты не поверишь, что со мной произошло! Я был на земле и – представь себе! – заблудился! Вокруг не было людей, и я спросил дорогу у коня. Он мне не ответил, заявив, что у него очень много дел и, вообще, он обедает! Я даже дар речи потерял от такой наглости! К счастью, рядом была корова, и она была очень любезна. Ничего-ничего, я подскажу людям, что лошадей можно использовать в быту, у них теперь не будет времени обедать. А вот коров скажу беречь, пусть…