«Что такое “Континент”?» – спрашивает Анджей Порай и предлагает подойти к ответу не стандартно, не цитировать редакционных деклараций, а просто взять номер в руки и посмотреть – на обложку, где название «Континент» вслед за русским напечатано на десяти других языках; на оборот обложки со списком членов редколлегии («…состав редколлегии опровергает утверждения советской пропаганды о том, что если вообще какие-то представители западной интеллигенции сотрудничают с писателями-эмигрантами, то это одни только литературные и художественные ничтожества»); на подзаголовок:
“…литературный, общественно-политический и религиозный журнал. Зная «Континент» уже в течение нескольких лет, я могу подтвердить, что содержание отдельных номеров точно соответствует этому подзаголовку и еще более – так великолепно выбранному Максимовым заглавию. У этого журнала действительно есть стремление создать своеобразный Континент изгнанных и угнетаемых, но непокорных. Этот Континент создаем и мы, в стране, которая находится в колониальной зависимости от СССР, и они – добровольные или вынужденные изгнанники, а также те граждане, отношение которых к советскому тоталитаризму позволяет им без стыда считать себя представителями своих свободных стран”.
А.Порай говорит о том, что «Континент» действительно стал форумом, «на котором обмен даже самыми резкими мнениями может происходить без опасения, что Советы используют его для сеяния взаимной вражды между угнетенными народами». И о том, что журнал стал трамплином такого важнейшего политического начинания, как Интернационал Сопротивления. Вслед за статьей А.Порая журнал публикует учредительную декларацию Интернационала Сопротивления.
Павел Едлина в своей статье о Бродском, апологетической в лучшем смысле этого слова, пишет, в частности:
“У России снова есть великий поэт. (…) У России впервые есть великий поэт в эмиграции”.
Поляки, говорит автор, знают, что такое иметь великих поэтов в эмиграции: с ними (не впервые) это вновь происходит – он имеет в виду Чеслава Милоша. Что значит это сближение?
“Пожалуй, именно то, что всегда значило и значит появление великого поэта, свободного духом и вдобавок не подверженного опасности репрессий, – надежду. Их, русских, а поэтому и нашу. (…)
Не он один из рожденных в сталинской империи обладает талантом, чувством собственного достоинства, волей к правде, жаждой свободы и т.д. Не он один из среднего поколения русских и вообще «советских людей» испытал у себя на родине преследования, словно чужестранец. Не редкость в СССР и его исключительно сильный интерес к Польше. Не исключено и то, что втайне пишут столь же выдающиеся поэты и будущее обнаружит новую иерархию ценностей русской поэзии сего времени. Но именно в Бродском Россия имеет своего Поэта, ибо именно он в полноте осуществился как свободный поэт. С решимостью он сначала освободил свое творчество от внутренних ограничений, а затем освободился от замка, запертого снаружи”.
Основываясь на фактах биографии Иосифа Бродского, на дельных замечаниях авторов предисловий к его книгам, но более всего на самом материале его поэзии, на стиховой и языковой материи, Павел Едлина анализирует «случай» Бродского: были, вероятно, и есть поэты, даже официальные, которым случалось написать стишки поострее, погражданственнее, но в Бродском (очень сжато излагаю ход рассуждений П.Едлины) была та стихия, которую советской власти было невозможно «освоить».
Из поэзии Бродского «не вывести никакой освободительной “программы”, не следует и ожидать, что на ее философском фундаменте (религиозном в глубочайшем смысле слова) возникнет какой-то план бренного или окончательного “освобождения человека”. (…) Полноты человеческой личности мы должны достигать сами – каждый для себя, но никогда – против других. Только так мы можем “поделиться” свободой. Та “часть речи”, которая получена как прибыль от жизни, – она-то и есть частица свободы».