Со своей стороны, в этой проблеме я не вижу ничего, кроме выражения иррационального характера последовательности как временного феномена. Умозаключение, приводящее к этой идее, на самом деле – всего лишь одна из попыток применить к понятию времени постулаты мышления, что, как мы уже видели ранее, в конечном итоге приводит к пониманию того, что время содержит противоречие внутри себя. Если я не ошибаюсь, главная идея всех этих ложных умозаключений состоит в попытке добавления к феномену времени отрицания, которого, по сути своей, оно не может содержать. Проживаемая последовательность – это вовсе не отношения между тем, что есть, и тем, чего нет. Такое отношение, как, впрочем, и любые другие отношения временного порядка, появляется, только когда мы хотим подчинить его разуму, а отрицание, добавленное к понятию времени, – лишь выражение неудачи, к которой, в конце концов, и приводят подобные попытки. Стоит сделать такую подстановку хотя бы раз, чтобы собственными глазами увидеть все псевдопроблемы, добавленные к понятию времени; в результате, каким же счастливым можно почувствовать себя, решая потом эти проблемы, используя, как deus ex machina, память в качестве посредника, своего рода рационального механического аппарата, в чем опорой становится приведенный ранее элемент – отрицание. В такой ситуации психологи обращаются за помощью к натуралистам, они рассматривают память как первичную функцию психики упорядоченной материи, порождающей сознание, которое, в частности, воспринимается как генератриса понятия времени.

Все, что было только что сказано по поводу последовательности, может быть подвержено mutatis mutandis по отношению к феномену движущейся длительности. В данном случае достаточно разложить эту длительность на серию мгновений, следующих одно за другим. Но не будем настаивать на этом далее, дабы избежать ненужного повторения.

В. – Теперь перейдем ко второй грани, а именно – к характеристикам, которые возникают у нас перед глазами, когда мы намеренно сильно влияем на признаки «бытия единства и множества» и пытаемся определить их мышлением.

Естественно, после определения последовательности как отношения между тем, что есть, и тем, чего нет, мы можем представить себе целый ряд последовательностей, вновь приходя к идее калейдоскопа. Но на самом деле все происходит иначе. Если, совершая простое действие, я попытаюсь определить или представить себе проживаемую длительность либо последовательность, они обе, по причине их мобильности и временного характера, укроются от такой моей попытки. Становление никоим образом не поддается требованиям бытия. При этом наша неудачная попытка не ощущается нами просто как «неудача», как нечто, что невозможно осуществить, как нехватка средств. С позиции становления, такая неудача обладает особым оттенком, иначе говоря, имеет положительное содержание; для нас она выражена в форме феномена, именуемого непрерывность становления.

Будет верно, если мы попытаемся определить через мышление конкретные события с их временными характеристиками. Они ускользают и исчезают. Но, каким бы парадоксальным это ни казалось, время не может исчезнуть полностью. Мы далеки от того, чтобы испытывать смятение от такой головокружительной скорости любого из его элементов; напротив, мы можем видеть, как время развертывается перед нашими глазами, видим, как становление выходит за пределы, бесконечно обгоняет любую проживаемую длительность и любую последовательность, которые мы пытаемся определить, не сокращая их до «ничто», как это происходило в соответствии с принципами разума, не сокращая бесконечно огромное до невероятно маленького, а продолжая их, каждый раз начиная сначала. Именно сейчас мы обнаруживаем простое значение феномена проживаемой непрерывности, он становится понятен нам, становится правдоподобным.