По дренажу к концу вторых суток содержимое живота стало приобретать геморрагический оттенок. Причём не такой, какой бывает при внутрибрюшном кровотечении. А лёгкое равномерное прокрашивание алым ярким цветом. И общих признаков кровопотери не было. Понятно, что хирург в первую очередь думает о слетевших лигатурах, растромбировавшихся сосудах, но внутреннее чутьё подсказывало, что это не так. Следующие сутки это подтвердили. Геморрагический окрас стал уменьшаться. Но беды приходили одна за другой. Медленно, но уверенно стал снижаться диурез. Самый плохой прогностический показатель. И это несмотря на относительное стабильное давление.
В анализах поползли вверх креатинин и мочевина. Дело дошло до того, что в течение суток мочи не было вообще. Мысленно я уже писал скорбный эпикриз. Но… Опять удалось! Проскочили и это! «Размочили!» Но вслед за этим начала формироваться тенденция к снижению давления, пришлось подключать дофамин. Хотя и небольшие дозы. Реаниматологи, читая эти строки, меня, наверное, начнут клевать. В оправдание отвечу, что я по профессии – ремесленник и высшим пилотажем медикаментозной коррекции тонких деталей реаниматологической науки не владею. Это только взгляд со стороны. Тут рулят мои коллеги. Спасибо им. Поэтому сразу прошу прощения за возможные неточности…
Размочили, стабилизировали, а живот до сих пор «молчит». Сброс по назоинтестинальному зонду до литра в сутки, отсутствие перистальтики на пятые сутки. Хотя живот при этом – запавший, перитонеальных симптомов – никаких. В неврологическом статусе – всё та же выраженная энцефалопатия смешанного генеза, реагирует только на болевые раздражители. Первая мысль – ретромбоз. Но лейкоцитоз снижается, цифры креатинина и мочевины приближаются к норме. На шестые сутки на лице и теле появляется тонус, в памперсе стул, в животе – перистальтика. Пробилось! Меняем назоинтестинальный зонд на желудочный, начинаем тихонько вливать нутризон. Усваивается! Забрезжила надежда…
Интубационная трубка стоит уже неделю, пришло время менять на трахеостомическую трубку. Наши ЛОРы сделали это быстро и безупречно. И что же? Кажется, выходим на приемлемую стабильность? Как бы не так. Вы когда-нибудь пытались «поднять» тесто, в котором нет дрожжей. Очень схожая картина. Несмотря на жёсткое «ручное управление» – ответ минимальный. Стремления помочь себе и врачам – нет. А скорее всего – нет сил. Уже пожила. Время пришло. Количество болячек, накопленных организмом, укладывает на лопатки силы, способные им противостоять. И даже армия сильных врачей не способна им противостоять. Сидят в засаде и ждут подходящего момента, когда нанести удар. Чаще это удаётся ночью. Или под утро. Часа в четыре. Когда всем хочется спать. Открываются врата в небеса. Путь свободный. Лети, душа…
Ожидание… ноша общения
По её звонкам можно было сверять часы. Как-то я в шутку засёк время за минуту до наступления 9 часов вечера и попросил приехавших детей считать до 60. Ровно на счёте «сорок три» раздался звонок. И так всегда. Ровно в десять утра и ровно в двадцать один час – вечером. Как договаривались. Я обещал ей рассказывать о динамике состояния мамы. Мне не трудно рассказать. Труднее подобрать слова надежды, но не обещать при этом невозможного.
На самом деле это непросто. Тем более что колебания в состоянии были очень существенные. От «плохо» и «очень плохо» до «совсем плохо» и просто «теряю всякую надежду». А таких эпизодов было два. Когда перестала выделяться моча (третьи сутки) и второй раз, когда появилась лихорадка, вероятнее всего, центрального генеза (седьмые сутки). Она же, дочка, вселяла надежду: в меня, в маму, в себя, в наши старания. Я ей необыкновенно благодарен. За добрые слова, за эмоциональную поддержку, за бесконечную веру в успех почти безнадёжного дела, за постоянное обращение к Высшим силам…