– На два года.

– А Володя своё уже отсидел, – радостно сказала Надя. – Вот встретим Новый год и будем собирать его. А мне ещё целый год… Но не здесь буду – поеду в Уфу… Уж и не знаю, хватит ли силёшек ещё на год, без Володи к тому же? А вы проходите.

Она пошла вперёд, я за ней.

– Володя работает, – сказала она. – У него такая конторка, мужики смастерили, и он стоит так целый день и стоя работает. Володя, к нам гость! – Почти крикнула она.

От конторки, стоящей в углу возле окна, ко мне навстречу сделал несколько шагов человек невысокого роста, но крепкий, с пухлым одутловатым лицом, медными щёточками волос по бокам огромной лысины. Губы его были маслены, как будто он только что ел блин. Он был в толстых носках, на одной ноге на большом пальце отчётливо виднелась дырка.

– Ульянов Владимир Ильич, – протянул он руку.

– Пятигоров Антон Михайлович, – представился я.

– Моя жена, Надежда Константиновна.

– Очень приятно.

Мне указали на деревянный лакированный диван, возле которого стоял маленький круглый столик, Ульянов и Надя сели рядом на стулья.

– Ну, рассказывайте, рассказывайте, – прищурился Ульянов.

Вся «легенда» вылетела у меня из головы, я не мог открыть рта и тупо смотрел на Володин носок с дыркой. Он сконфузился и прикрыл дырку второй ногой.

– Рассказывать, в общем-то, не о чем, – начал я. – Взяли меня с поличным. Нашли прокламации… Я собрал в цехе рабочих…

– Позвольте, позвольте, – вперил в меня цепкий взгляд Ульянов, – а сколько было рабочих? Пятьсот? Тысяча?

– Даже неудобно говорить – сорока не набралось…

– Это не важно, – не моргнув, сказал Ульянов. – Каждый из них сам должен стать пропагандистом! Как слушали? О чём переговаривались? Были вопросы?

– Были. Один рабочий так и спросил: «Долго будешь ещё здесь трындеть? Работать надо!»

– Ха-ха-ха! – закатился озорным хохотом Ульянов, откидываясь на спинку стула. – Так и сказал? Или покрепче?

– Покрепче, Владимир Ильич, – я тоже засмеялся.

– Что ж, не везде ещё есть понимание своего бедственного положения, – резюмировал Ульянов. – Погодите, погодите, придёт время, когда мы заставим их нас слушать!

– Да о каком бедственном положении вы говорите? – Продолжил я как можно спокойнее. – В Екатеринодаре одно из крупнейших в России производств: на одном маслобойном заводе Ивана Аведова восемнадцать прессов, собственная лаборатория, плантации подсолнечника огромны. Завод даёт 2 500 пудов масла в сутки! У рабочих хорошая заработная плата…

– Стоп, стоп, стоп, батенька! – в щёлках глаз Ульянова сверкнула злобная молния. – Что за необдуманная трескотня! Какая заработная плата? Крохи псам со стола господина! Вы Маркса читали? Копните глубже, и вы увидите там и нищету, и разврат, и беспробудное пьянство, и мордобои…

– Я-то уж знаю, – спокойным голосом вмешалась в разговор Надя, – пять лет с рабочими занималась в воскресных школах. Помню такого Васильева, пил исключительно по воскресеньям. Придёт на урок и лыка не вяжет. Скажешь ему: «Идите домой, Васильев, вы не здоровы сегодня». А он: «Я не нездоров, а пьян!» Сам пойдёт, держась за стеночку, остановится у доски: «Мелом бы пописать, Надежда Константиновна!» Тянутся рабочие к грамоте, тянутся!