Чего дальше-то? Полностью ей представляться? Такое чувство, что ложь она чует за версту. Попробовал говорить правду:

– Волошин Николай Иванович.

– Откуда ты?

Час от часу не легче. Как тут объяснишь, что перенёсся из другого мира? Те пятеро, кто видел это воочию, сразу в демоны записали, даже фамилии не спросив. Другие хоть спрашивают. Вопрос в том, понравятся ли им ответы. Эх, придётся-таки врать. Ну, разве только чуточку.

Немного помолчав, демонстрируя, что старательно копается в памяти, Николай выпучил глаза в притворном испуге:

– Не помню!.. Странно. Имя вспомнил, а больше ничего.

Женщина скептически хмыкнула:

– Значит, как оказался у вызывальщиков – не знаешь?

Попробовал мотнуть головой, но затылок отозвался тупой, ноющей болью. Опять всё завертелось. Небо так и норовило поменяться с землёй местами. В глазах потемнело. Прошиб холодный пот. Лишь осторожно прижав многострадальную голову к спице колеса, Николай почувствовал облегчение.

– …Отвязать, – услышал голос незнакомки, похожий на далёкое эхо. – И осторожно. Держите его под прицелом. Полностью раздеть. Вещи сразу в мешок. Потом снова свяжите и посадите в телегу.

– Думаете, он опасен, Айдесима? – недоверчиво спросил кто-то из солдат.

– Не знаю, – прозвучал в ответ задумчивый женский голос. – Не знаю…

«Айдесима. Что за странное имя», – думал Николай, наблюдая сквозь пелену медленно рассеивающегося чёрного тумана, как один человек распускает ремни на его руках, а другой целится в грудь из длинного мушкета.

– Из другого мира, говоришь? – Глаза собеседницы недоверчиво блеснули сквозь прищур. – И где же находится твой мир?

– Понятия не имею. – Заметив, что женщина хмурится, Николай поспешил объяснить: – Ну, не знаю я как сказать. Понимаете, наши миры существуют независимо друг от друга. Кое-где соприкасаются. В таких местах и можно переходить из одного мира в другой. Но как это происходит, ума не приложу.

– Ты же перешёл.

– Да, но сам не знаю как. Сдаётся мне, постарались ваши… Эти… Тот, с опалённым лицом.

– Вызывальщики?

– Угу. Я прямо на них нарвался. Видать, сделали там что-то, и меня перебросило.

– Странно… – Женщина задумчиво уставилась в дальний угол, куда практически не проникал свет.

Здесь, в тесном сарае, Николай оказался, когда их отряд вошёл в небольшую деревушку. Его посадили под замок, бросив охапку сена. Снаружи приставили солдат. А до этого часа четыре без малого пришлось трястись в телеге. Всю дорогу он то лежал, то сидел, то полусидел, созерцая проплывающий мимо унылый пейзаж и небо в зеленоватых разводах. Всё разнообразнее, чем вечно сгорбленная спина возницы перед носом да три неизменных всадника позади. Сказать по-правде, никакой дороги не было и в помине. Ехали по более-менее ровным полям и перелескам. Только у самой деревни под колёсами зашуршал гравий с песком.

Пока не остановились в ближайшем дворе, с Николаем никто даже не пытался говорить. Всё между собой болтали. Да и здесь он удостоился лишь нескольких коротких фраз от солдата, которому Айдесима дала какие-то указания насчёт пленника:

– Слазь. Пошёл вперёд. Прямо иди. Сюда давай.

Очень похоже, кстати, что «Айдесима» – вовсе не имя, а нечто вроде звания или титула. Подчинённые – а женщина, без сомнения, была у них за главного – то и дело раскланивались, обращаясь к ней подчёркнуто вежливо, с каким-то внутренним трепетом:

– Да, уважаемая Айдесима. Всенепременно, Айдесима. Как прикажете, Айдесима. Всё, что ни пожелаете…

Особенно усердствовал третий, до поры отсиживавшийся в лесу, приглядывая за лошадьми. Буквально из кожи лез, чтобы угодить своей командирше. Наверное, личный слуга. И одет проще, чем остальные, и не вооружён. Хотя какая-то коротенькая шпажонка, больше похожая на длинный кинжал, всё же висела у него на поясе.