– Элис, доченька моя, – говорила мама. – Это всего лишь небольшой дефект лица. Это лечится.

– В наше время возможно всё, – добавлял отец.

Но они никак не могли понять, что этот ублюдочный, уродливый отпрыск просто не достоин нашей любви. Это существо не должно было рождаться никогда!

Ричи всё так же не отвечал. Я ходила к нему домой, но никто не открывал. Я звонила ему – даже гудков не было. Я плакала ночами. Я бы выкинула это существо, что разрушило и отняло у меня любовь всей моей жизни.

Ненавижу его!

Он не должен был рождаться.

Он сломал мою жизнь. Из-за него я начала терять волосы. Из-за него моё тело стало дряблым и неряшливым. Я стала безобразной только из-за него! Вот за что я ненавижу это отродье! Оно отняло у меня красоту. Оно отняло у меня Ричи.

И вот однажды, когда папа ушёл на работу, а мама отправилась на кухню готовить еду этому вечно орущему созданию… Я не спала. Я давно уже не спала нормально.

Я взяла подушку… Мне всего-то нужно было взять подушку и положить её куда надо… Я это сделала… Накрыла подушкой это отвратительное существо… Со всей силы, чтоб оно чувствовало мою ненависть к его существованию. Я навалилась на него, прижимая подушку. А затем резко надавила один раз…

Услышав хруст и какое-то последнее кряканье, я вздохнула с облегчением… Мне стало лучше… Но не совсем…

Последний штрих – сделать так, чтобы Ричи, моя любовь, мой свет в этом мрачном мире, узнал, как мне плохо без него. Что без него я ненавижу абсолютно всё. Даже своё собственное существование.

Услышав шаги мамы, которая возвращалась из кухни, я побежала к окну и больше не задерживалась. Я ненавижу всё…»

* * *

– Нет…

Они были уже почти в конце коридора. Повисла гробовая тишина, лишь гудение глазниц и мёртвые взгляды силуэтов. Душа стояла спиной к нему, глядя на старую ржавую дверь.

– Ты не могла этого сделать, – шептал Джей. – Ты не могла…

Душа какое-то время молчала. Затем раздалось хихиканье, которое вскоре переросло в злобный смех безумца.

– Если бы… если бы меня вернули в тот день – я совершила бы это в более жестокой форме. Я ненавижу это отвратительное существо, что только гадит и орёт. Ненавижу! – кричала она уже не своим голосом. От ужаса у Джея затряслись руки. – Я раздавила бы его. Я бы вдавливала его уродливое лицо в стену, в пол. Я бы смеялась и радовалась в этот момент, слыша его вопли.

– Ты тварь! – крикнул Джей. Он до сих пор не мог поверить в рассказанное. Ему словно выворачивали сердце.

– Но я люблю только Ричи… – обернувшись, сказала она своим прежним ласковым голосочком. Тем же прекрасным голосом влюблённой девушки.

Снова повисла тишина. Силуэты молча смотрели на них. На столе лежала записка. Джей протянул было руку, но его остановил грохот. Душа стала долбиться в дверь, выламывая её. Она хотела к своему Ричи. А ребёнок, чьё существование просто не могло быть ошибкой, стал жертвой ненависти столь жестокой юной женщины. При жизни её душа хотела романтической любви. Ей не нужен был ребёнок. Но, отдавшись эйфории и, возможно, боясь потерять возлюбленного, она думала, что ребёнок сделает их чувства ещё сильнее. Позволит им подняться к вратам рая…

Душа не прекращала долбиться.

– Тебе надо принести жертву, – сказал Джей.

– Пусть возьмут того отпрыска! – выкрикнула она. Осколки остановились. Они больше не двигались, так и застряв в теле.

– Ты не понимаешь. Надо оставить жертву, что-то из своей плоти, – объяснял Джей. – Ты должна вытащить осколки и вырезать себе живот. «Опустоши чрево» – так тут написано.

Живот был единственным местом на её теле, которое осталось целым, скорее всего именно для этой церемонии.