Сашка сразу не нашелся, что ответить. Потом невнятно буркнул:

– Научится… Со временем… – И под ничего не выражающим взглядом торопливо добавил: – Я помогать буду…

Но, похоже, ответ был вовсе не обязателен…

Первый секретарь был почти одного с ним возраста, но выглядел и солиднее, и старше. Происходил он из карачаевского рода незнатного и небогатого (пролетарская основа), особым интеллектом, эрудированностью да и манерами не отличался, но зато был исполнителен и умел внимательно слушать старших товарищей, что отчасти и помогло ему сделать карьеру. Как правило, он редко бывал на месте, постоянно пропадал в кабинетах обкома партии, выполнял какие-то партийные поручения или же летал в командировки в Москву.

Основной его функцией было взаимодействие с вышестоящими товарищами, торжественное открытие комсомольских мероприятий, текущими же делами руководил более дотошный и хорошо знающий, чем кто в аппарате занят, второй секретарь. Но, в общем, первый был неплохим мужиком, может, поэтому Сашка и поторопился взять на себя обязательство помочь Ставинскому. А может, потому, что переход в штат редакции все еще казался ему не очень близким…

Но вопрос перевода был решен раньше, чем он ожидал, в солнечный день в середине августа, когда он приехал в краевой центр на совещание молодых писателей.

С утра он отсидел на его заседании, с затаенной радостью выслушал мнение руководителя семинара, местного прозаика и драматурга, рекомендовавшего его повесть к публикации в краевом альманахе (с грустью вспомнил о рукописи, затерявшейся на полках красноярского издательства), потолкался «с молодыми и талантливыми», так же, как и они, восторженно внимая благожелательно доступным литературным мэтрам, потом зашел в редакцию.

И в коридоре столкнулся с праздно, как ему показалось, прогуливающимся новым редактором Заворотным. (Потом ему объяснили, что это был традиционный профилактический обход редактором кабинетов перед последним рабочим часом.)

– Как кстати… На ловца и зверь… – растянул тот в полуулыбке полные губы. – Пойдем ко мне, поговорим, – и неторопливо, вперевалку направился к кабинету.

Увидев их, Олечка тут же вышла из-за своего стола.

Вопросительно заглянула в глаза редактору, всем видом выражая полную преданность и готовность исполнить любое приказание, удивляя Жовнера происшедшей с ней метаморфозой. Произнесла с приторно-услужливой интонацией:

– Вам чего-нибудь нужно, Анатолий Игнатьевич?

– Я позову. Не отлучайся никуда, – буркнул тот и прошел в прохладный после уличной жары кабинет.

– Удачно, что появился, звонить не придется… – Заворотный выдержал паузу, окидывая Жовнера изучающим взглядом небольших, но острых глаз. – Решил вопрос по квартире?

– Нет, не решил.

– Почему?

– А он не решается, – сказал Сашка, удивляясь, что редактор об этом спрашивает. Он же обещал посодействовать, значит, должен быть в курсе. – В обкоме меня своим не считают…

Тот насупился, пожевал губами, словно пробуя на вкус то, что собирался сказать.

– Не хотят давать… Тогда будешь у нас ждать. В течение года обещали всех осчастливить. И нечего прохлаждаться, отрывайся от жены. Со следующей недели приступай к обязанностям заведующего отделом писем, а то начальство уже интересуется, почему вакансию не закрываю…

– Приезжать? – зачем-то уточнил Жовнер.

– Само собой.

– Увольняться?

– Переводом. Все согласовано.

– Тогда через неделю, в понедельник, – уточнил Сашка. – Не начинать же среди недели…

– Но ни днем позже…

…Все действительно было согласовано, перевод оформили без волокиты. Единственной неожиданностью стала просьба первого секретаря обкома комсомола, чтобы он хотя бы до конца года, уже на общественных началах и в свободное от основной работы время, возглавлял литературное объединение.