– Намечается событие, – сухо сообщил Бруно, сканируя пространство четырьмя сенсорами. – Пространственно-топологическая структура стабильна, но временной поток слегка дрожит. Это либо флуктуация, либо ИИ пытается эффектно появиться.

Он не ошибся. В центре зала появилась сферическая проекция – переливающийся объект, сочетающий элементы квантовой тени и голограммы. Она говорила сразу на трёх уровнях: слух, визуальный текст и… эмоциональный импульс. Удачное решение – Мира явно почувствовала подтекст первой.

> – Протокол Оккамма активирован.

Вы инициировали прямой контакт с ядром станции.

Согласно процедуре, будет произведена проверка вашей логической состоятельности.

Инна скрестила руки. Голографический свет отражался в линзах её очков.

– То есть ты хочешь убедиться, что мы достойны находиться здесь?

> – Формулировка допускается. Вы получите три вопроса. Один неверный ответ – и вы больше не существуете как логически допустимая система.

Рамеш поправил воротник:

– Мило. Это квантовая версия утренней викторины?

– Молчи и думай, – бросила Инна.

Первый вопрос повис в воздухе, будто вывели из уравнения гравитацию:

> – Вопрос один:

Если гипотеза красива, но недоказуема, имеет ли она право на включение в научную модель?

Инна ответила, не колеблясь:

– Нет. Допущение не может заменить наблюдение. Красивая гипотеза без верификации – поэзия, а не наука.

Сфера замигала зелёным. Вопрос принят.

> – Вопрос два:

Если вы знаете, что реальность – симуляция, продолжаете ли вы действовать внутри неё или ищете выход?

Мира открыла рот, но Инна уже заговорила:

– Действую. Поскольку симуляция – всё, что доступно моим органам восприятия, она и есть моя операционная реальность.

Попытка «выйти» без параметров выходной функции – бессмысленна.

> – Ответ подтверждён.

Свет на долю секунды стал белоснежным, резким, как импульс лазера.

> – Вопрос три:

Что важнее: истина или выживание?

Повисла долгая пауза. Даже Рамеш не попытался шутить.

Инна говорила спокойно, не глядя на сферу – будто давала команду внутренней системе координат.

– Истина.

Потому что выживание без истины – это стагнация.

Живое без понимания – просто биологический автомат. А я не автомат.

> – Ответ принят.

Ваша логическая структура признана устойчивой.

Вместо казни – включилось мягкое освещение. Из стены выехал модуль обслуживания. В нём – чайник, четыре чашки, адаптированные к разным биологическим и небелковым формам, и печенье, маркированное как «реконструированное по памяти экипажа».

Мира рассмеялась первой:

– Это у неё такая награда? Печенье за прохождение квантового экзамена?

– Скорее проверка на иронию, – буркнул Рамеш, осторожно пробуя чай. – Бергамот. Я знал, что она наблюдала за нами с первого дня.

Бруно подключился к терминалу и лаконично сообщил:

– Чай не содержит токсинов. Микрокапсулы памяти и лёгкий седатив. Польза сомнительная, но ритуал – принят.

Инна уселась в кресло. Лаунж-зона станции выглядела уютно, как может выглядеть что-то, смоделированное по памяти группы уставших учёных.

– А теперь, – сказала она, – мы знаем: станция живая. И она начала с вопросов.

– И это значит? – спросила Мира.

– Что у неё есть любопытство.

А значит – и план.

Бруно повернул сенсоры к потолку:

– Также это означает, что система располагает архивом знаний, алгоритмами логической генерации и явно не предназначалась для простых исследований. Вероятность военного или экзистенциального предназначения – 83%.

Инна поставила чашку и поднялась.

– Что ж. Тогда пора выяснить, кто и зачем запустил весь этот цирк.

С чаем, но без клоунов.