В пьяном бреду ей казалось, что мир – это отражение ее самой, только в кривом зеркале. Большую часть времени оно пугало, но иногда, в моменты гормональных просветов, становилось смешно, в том числе, от интенсивности самообмана. Внешняя картинка заманивала в дебри дремучего леса, но никто, даже сама героиня, не осмеливался туда зайти. Все вокруг представлялось одной большой болью, которая глушилась либо алкоголем, либо вредной пищей, либо созависимой привязанностью к человеку. Создавался замкнутый круг: внутренний конфликт порождал стремление искать лекарство вовне, неудовлетворение от результатов поиска приводило к усилению душевных терзаний. Внешне это была душа любой компании, человек-смех, открытый, добрый, опора и объект обожания. Внутри – неописуемое чувство отсутствия жизни.

На ее пути становления было несколько околосмертных эпизодов. Какие-то были спровоцированы веществами, другие – чувством горького уныния вдали от “дома”. Она знала, что “дом” – это не место, а состояние. Это ощущение причастности к своему началу и продолжению там, где внутри царит гармония. Для нее этого чувства не было нигде, даже в своем теле.

– Не понимаю… Что я здесь делаю? Зачем все это? Я просто хочу домой. Где он? Я не знаю…

– Ненавижу! Дурацкое тело, зачем ты меня держишь? Отпусти меня домой, я хочу домой!

Алкоголь, никотин, еда и болезненные отношения на время уводили ее внимание от тяги вернуться на недостижимую родину. Она знала, что близкие – там, в черной бездне миллиардов космических тел. Она была инопланетянкой с мягким сердцем, на ритмичный шепот которого никто, как казалось, не отзывался. В этом глухом бездушном скафандре теплилось живое начало, стремившееся освободиться от оков нелепого физического мира.

– Это все иллюзия. Я – не больше, чем идея. Хочу наконец проснуться в реальности. Той, откуда пришла.

Элиза повышала ставки, чтобы отмерить границы дозволенного. Каждый раз она стремилась попасть туда, где свет бережно обволакивал сгустки энергии, искрящиеся радостью и любовью к Творцу. Все в человеческой парадигме было чужим, отталкивающим, резким. Любой новый опыт складывался непредсказуемо, будто все на планете отвернулись от нее.

Человек проецирует свое душевное состояние во внешний мир, окрашивая им реальность. Интерпретация происходящего основана на состоянии субъекта. Подобный взгляд на события имел место, поскольку такая же обстановка была у главной героини внутри.

Удобный ребенок учится мастерски жонглировать социальными ролями, масками и переобуваться в полете. Он ничего о себе не знает. Зато умеет подстраиваться под желания и настроения других. Это рождает огромный внутренний парадокс: в поиске любви и зудящем желании получить ее от “каждого встречного”, становясь удобным и послушным, нет результата, потому что в самой попытке переделать себя ради кого-то заложено отсутствие любви к себе. “Но как я могу любить себя, если не знаю, я – это кто? И почему обязательно для проявления любви нужен объект?”

Прежде, чем ответить на эти вопросы, она прошла немало отношений, в которых всегда выбирала партнера и ставила его на первое место, забывая о себе. Из детства она выучила, что “любовь – это когда своими поступками и качествами заслуживаю расположение человека, но если не соответствовать планке, то я плохая и не достойна любви”. То есть, как будто это односторонний процесс, в котором, чтобы получить желаемое (заботу, поддержку и т.д.), нужно выполнить ряд условий, а затем поддерживать этот уровень за счет инвестиций человеческих и других ресурсов в отношения. Она понимала, что одна оплошность могла разрушить башню доверия, вместе с этим и любовную крепость. Все это сводило с ума, поскольку факты не сочетались между собой. Компенсируя замешательство, она металась от созависимости в отношениях к пагубным привычкам, что в совокупности приближало к прорыву эмоциональной плотины.