– Кто таков? С каких краев?

Вопросы летели со всех сторон. Мужичонка, затравлено смотрел то на погонщиков, то рычащих собак. Косматый, грязный, в рваном тряпье. По его виду было понятно, что он юродивый, но как здесь оказался? Как звать? Почему ушел с родных мест, почему не вышел к людям попросить милостыню, а попытался увести овцу? Потихоньку страсти улеглись. Ни на один вопрос он не смог ответить. Только держался, дрожа, за деревце плакал и показывал на рот. Отец собрал в тряпицу кой-какой еды. Отдал убогому, тот закивал и сразу начал есть, отрывая куски гнилыми зубами и глотал не пережевывая. Сердце Филиппка, преисполненное жалостью к бедному человеку, сжалось, он с мольбой посмотрел на тятеньку, но тот твердо сказал:

– Куда его сейчас? На обратном пути заберем. Пусть в сторожке поживет. А может дом, какой брошенный после пожара ему приглянется.

Теплой рукой потрепал волосы сына:

– Ничего, не оставим в беде.

Все пошли искать в леске убежище мужичка, нашли шалаш, вокруг которого валялись скорлупки птичьих яиц, маленькие косточки. Как он здесь оказался, так и не узнали. Собрали немного провизии, отдали и засобирались в путь.

Расторговались в тот раз особенно удачно. Отец купил бричку, загрузили снедью, новым инструментом, гостинцами маменьке и сестрам, а Филиппку купили форму серую с ремнем и «золотой» бляхой, фуражку с кокардой, ботинки и тетрадки. Осенью мальчонке на учебу в мужское реальное училище. А еще папенька дал ему двадцать копеек на библиотеку. Уж больно все в семье к чтению особую тягу имели.

Домой шли налегке, впереди бежали лошадки, запряженные в бричку, полную всякой нужностью. От них не отставали Буян и Цыган. Погонщики, весело обсуждая вечерний поход в кабак, тянулись сзади. Филиппок часто выбегал вперед, ища взором знакомый пролесок. Да вот и холмик и полянка, где пасся скот, кустарник, откуда Буян и Цыган вытащили мужичка. Вместе с отцом они пошли к шалашику незнакомца. Просто отропели, когда увидели разбросанные ветки, тревожный холодок пробежал по спинам. Прошли вглубь. Откуда-то справа послышался странный лай Буяна, как-то «Вауууууууф», толи лай, толи вой. Филиппок просто сорвался на звук, за ним побежали остальные. Над ручьем, бегущем по дну оврага, склонился человек, как то неестественно спустив к воде руки, головой уткнувшись в береговую траву. Все тело покрыто синяками, а на голове запекшиеся сгустки крови. Собаки смирно сидели около него и смотрели на отца. Все смотрели то на изможденное тело, то на отца. Филиппок боялся сдвинуться с места, дядя Митя потрогал человека, да, это был тот самый юродивый, и он был мертв.

– Камнями забили, ироды, – прохрипел дядя Митя, – как же их земля носит, разве можно.

Филиппок заплакал, громко в голос. Вот ведь, чужой человек, ни имени, ни дома, ни как жил, ни как умер, а вот, вдруг, показался таким родным и близким. Отец отвел Филиппка к бричке, помог вскарабкаться наверх, велел Цыгану стеречь. А сам достал, четыре, купленные в городе лопаты и пошел к оврагу. Как же горько было мальчонке. Он рассказывал Цыгану, как нужно было забрать с собой человека, что нельзя его было оставлять, что как ему теперь с этим жить. Впервые Филипп задумался над тем, что одни люди бывают злее собак, безбожники, а другие не всегда могут им противостоять. Цыган вилял хвостом, заглядывая в лицо, приободряя мальчика, и боль утихала. Он уснул.

Проснулся уже по темной, когда впереди засверкали огоньки родного села. От этого света на душе полегчало, впереди встреча с маменькой и сестрами. А завтра последний день лета. И училище. И новые знакомые. А какие они будут? Разные…