– Ну и, слава Богу, а то маменьки вас уже оплакивают. А ты чего новую рубаху надел. Ох, и попадет тебе, как изгваздился. Марш домой.

– А где Семен и Анютка, – спросил с надеждой в голосе Филиппок.

– Да где-то здесь они, не добежали, спрятались в овраге, слава Богу – со вздохом сказал отец, – а вот мамку они потеряли…

Он перекрестился: «Царствие небесное рабе Божией Наталье. Упокой душу ее, Господи…»

Филипп прослушал последние слова отца, он радовался за Анютку, Семена, он думал, что завтра они снова все вместе пойдут на выпас, что все будет легко и просто, как раньше. Но так уже не будет никогда.

Юродивый

Давеча Флиппок с папенькой ездили на ярмарку в Астрахань. Ну как ездили… Пешком ходили… Филя с отцом, три батрака и Буян с Цыганом, собаки охранные. Гнали скот на продажу, целый загон освободили. Не пересчитав, так и погнали. В дороге тятенька попросил Филиппка разобраться с количеством, вручил ему свой стрекач (палка погонщика). Филиппок загордился доверием отца. Стрекач был ровный, гибкий с металлическим наконечником. Никита Демьянович сам был грамотным и мог все подсчитать, он ведь сам построил дом для семьи в той части села, где жили свободные зажиточные крестьяне, сам вел большое хозяйство. Такое большое, что овец считали, загоняя их в загон. Если загон – полон, значит, овцы все целы. Но теперь посчитать можно было только во время привала, так, что пока гнали, Филиппка то с одной стороны стада помогал погонщикам, а если овцы начинали разбредаться в другую сторону, его стрекач перенаправлял их в общий поток уже там. Его детство проходило среди чабанов, но вот, как ни странно, помощник по хозяйству он был так себе. Как не приучал его Никита Демьянович ладить живностью, ничего не получалось у мальца. Тятенька как-то подарил ему беленькую козочку, уж он ее берег, ласкал. Но кто его знает, почему третьего дня загрустила Алька, притулившись к колодцу, и издохла. И вот сейчас, вроде гонит отбивающихся овец, а пока батраки не подбегут, не слушаются окаянные даже отцовского стрекача. «Не важный ты хозяин, Филиппок», – часто говаривал тятенька. Зато грамота, арифметика давались мальчонке легко, как глоток воды. Еще годки его в школе только палки пишут, да алфавит никак не запомнят, а ему в сельской библиотеке уже вторую книжку выдали «Егоркино счастье». Вот и решил тятенька сделать из сына государева человека, раз хозяйство ему не впрок.

Остановились на пригорке, что бы обзор был получше. Внизу пастбище богатое и густой пролесочек. На привале дядя Митя, батрак, развел костер, заварил свекольный взвар, достали хлеб, солонину. Пока готовили обед, Филиппок приступил к расчетам. Ну, с коровами понятно, их шесть, лошади две, а вот овец сколько?

Овцы мирно паслись на полянке, поедая вместе с травой козельцы и горицветы. Буян с Цыганом разлеглись на границе отары, поближе к костру, и ждали свих кусков солонины. Филипп осторожно пробирался между животными, стараясь не нарушать их покой. Одна, две, три… Вдруг его внимание привлекла пегая овца, стоящая ближе остальных к пролеску. Как то неестественно часто она отрывалась от еды и смотрела в сторону деревьев. Филиппок пошел к ней.

Дядя Митя подозвал собак. Они, неистово виляя хвостом, побежали к костру.

В этот момент пегая овца уже почти зашла в лесок. Филипп забыл про счет, побежал к лесу с криком «Назад! Назад!», собаки тоже встрепенулись и с громким лаем понеслись за мальчиком. Овца испугалась и бросилась к отаре. Уже все погонщики бежали к лесу. Филипп, вытянул стрекач как пику, сунул его в заросли и все услышали отчаянный, просто нечеловеческий визг. Буян и Цыган бесстрашно ворвались в кустарник и выволокли лохматого и грязного неистово визжащего мужичонку. Тут и погонщики поспели. Дядя Митя отогнал собак.