Он выжидающе посмотрел на меня, а я задумалась, что такого удивительного сумел обнаружить Филипп, чем не смог поделиться с друзьями, но я, по-видимому, могла догадаться:


– Там были артефакты смерти?

– Именно.


Он кивнул на мою руку и я подставила ладонь. Уже в следующий миг под кончиком моего носа оказалось костяное ожерелье.


– Я не стал говорить парням о комнате, посчитав, что так будет лучше. И времени как следует осмотреться не было. Удалось захватить только это, – с ложной скромностью добавил он, явно довольный произведённым эффектом.


– Надеюсь, это не менее интересно, чем расческа Златовласки.


– Несомненно, – искренне протянула я, уже углубившись в осмотр предмета.


Ожерелье состояло из мелких птичьих костей разной величины, но все они совершенно точно принадлежали ворону. Я была знакома не только с внешним видом птицы, но и внутренним её содержимым и потому могла утверждать с уверенностью.


В костях были проделаны узкие продолговатые отверстия, похожие на игольное ушко. Вместе их держали пепельно-белые заговоренные волокна, похожие на нить, но полупрозрачные и лоснящиеся.


– Седые волосы королевы червей, – вынесла я заключение, не обратив внимания на скривившееся в отвращении лицо Филиппа.


Замок ожерелья представлял собой простое, но добротное металлическое крепление.


– Посмотрим, что пишут, – с разгоревшимся любопытством поднесла я бирку ближе к глазам и зажгла над головой яркую сферу, чтобы разобрать убористый почерк.


«Ожерелье ворона» – гласило название артефакта, предварявшее описание. Далее шло следующее: «Внимание! Артефакт запрещенной магии. Способен обратить в ворона надевшего его. Развоплощение происходит посредством снятия предмета. Оборот может сопровождаться побочными эффектами: рвотой, головокружением, зудом в носу и других отверстиях. Также нельзя исключать невыявленное пагубное влияние. Ношение крайне не рекомендуется».


– Что думаешь? – спросил Филипп, когда я закончила читать.


– Очень хочется примерить, – честно призналась я.


Желание возникло, стоило ожерелью оказаться в руке, глупо было это отрицать.


– Я так и думал. Но не уверен, что это хорошая затея, – озабоченно произнёс мой сердечный друг, коснувшись тонких косточек пальцами. – Вдруг ты его наденешь и улетишь. Останешься птицей навсегда.


Я немного поразмыслила над опасениями Филиппа.


– Да, мы не можем с уверенностью отрицать такую вероятность – этот артефакт мне незнаком. Судя по устройству замка расстёгивает его человеческая рука. То есть, при обращении должен быть тот, кто снимет артефакт с птичьей шеи. А значит, птица должна даться в руки, иначе на что рассчитывать?


– Я тоже размышлял об этом, – кивнул Филипп. – Но, может быть, птицу, или следует сказать: мага обращенного пернатой, удерживает особое заклинание, наложенное тем, кто должен снять ожерелье? Или есть другой нюанс развоплощения. В бирке не указано, сохраняется ли искомое сознание после оборота.


Филипп рассуждал верно. Если после превращения у птицы оставалась память о себе прежней, то она сама могла прилететь к тому, кто должен снять ожерелье. Но уверенности в этом не было. Возможно, сознание исчезало, и тогда должен был быть другой способ привлечь или поймать птицу, чтобы снять украшение и позволить магу вернуться в человеческий облик.


Мы оба задумались, размышляя над возможными осложнениями.


– Давай подыщем заклинание, чтобы я не упорхнула слишком далеко и надолго.


– Ты точно хочешь его надеть?


– Почему бы и нет. Выглядит достаточно безобидно, пусть и замысловато.


– Согласен. Но, может быть, мы поэкспериментируем на ком-то менее важном?