Да действительно, чё.

Захлопываю увесистую записную книжку, подаренную Вебер.

Дорогой кожаный переплёт. Массивные кольца. Мягкая бумага, которую приятно трогать пальцами.

От нечего делать я взялся за старое. Пишу в этом блокноте тексты.

– Марс…

– Как погуляли в субботу? – ровным голосом интересуюсь.

Не хочу злиться и обвинять их в том, на что они имеют полное право, однако на деле выходит совершенно иначе.

– Мы… – Илона, выкладывающая из пакета гостинцы, замирает и напрягается.

– Боулинг, парк аттракционов, барбекю вечером на пляже. Хорошо провели время?

– Я же просила не выкладывать фотографии, – порицающе смотрит на пацанов.

– Мы и не выкладывали.

– Чему была посвящена вечеринка?

– Так разъезжаются все скоро, – объясняет Горький. – Решили собраться напоследок.

– А заодно обсудить несчастного калеку, – заканчиваю я за него.

– Не надо так. Ты – не калека, – хмурится Илона.

– Тормози, чё за предъява? – прищуривается Макс.

– Типа не говорили обо мне? – усмехаюсь.

– О чём конкретно базар? Ребята спрашивали, как ты. Если это имеешь ввиду, то да.

– Расписали в красках моё бедственное положение? – откидываю одеяло и, сцепив зубы, осторожно перемещаюсь на край кровати.

– С чего ты это взял?

– С того, мать вашу, что я всё воскресенье получал мотивационные письма в соцсетях, – цежу ядовито.

– Кто писал? – расстроенно спрашивает Вебер.

– Все, кому не лень. От Петросяна с его дебильными видеороликами, до рыдающей Ковалёвой, отсылающей сопливые голосовые.

– Ну прости. Поддержать хотят, наверное. Чё такого? – повторяет свою дебильную фразу Ромасенко.

Ругнувшись, подползаю ближе к краю постели и опускаю по очереди вниз ноги.

– Стой, что ты делаешь? – испуганно таращится на меня девчонка, когда тянусь за костылями, которые они сразу не заметили.

Опираясь на здоровую ногу, медленно поднимаюсь.

Выкусите на хрен. Я наконец могу вставать. Правда всё равно пока нужна чья-то помощь.

– Марсель… Паш!

Роняю костыль. Горький за секунду оказывается рядом, вовремя подставив своё плечо.

Понты понтами, но я не рассчитал. С координацией беда. Сам ещё не передвигался. Позавчера и вчера меня батя на себе таскал.

– И куда эт мы настрёмились? – улыбается Макс.

– На пляжную вечеринку, – огрызнувшись, покрепче прихватываю правый костыль.

– А если серьёзно? – уточняет Паша.

– У меня тут одна дорога. Сортир, – раздражённо цокаю языком.

– Понял.

– Утка ж есть.

Утка…

– Могу подарить её тебе, Ромасенко.

– Вы только, пожалуйста, потихоньку, – Илона, отойдя в сторону, с тревогой наблюдает за нами.

– Может, чуть помедленнее? – очкуя, беспокоится Паша.

– Нет.

На клапан давит так, что промедление, боюсь, чревато последствиями.

– Дверь закрой, – командую, когда оказываемся в туалете.

– Я с тобой побуду.

– Сбрендил? – балансирую на одной ноге.

Как грёбанный оловянный солдатик.

– Тебе нельзя падать, Марс.

– Дай поссать, придурок! – забирая у него второй костыль, прямо-таки выхожу из себя.

– Ты это… Осторожно только, лады?

Матерюсь.

Как раз в этот момент дверь закрывается и мне услужливо позволяют справить нужду.

Пользуясь случаем, чищу зубы и умываю морду. Правда склониться над раковиной не могу, поэтому полоскаюсь как жаба. Вода повсюду. Летит направо и налево.

Тук-тук.

– Марсель, всё в порядке?

Илона.

– Да.

– Паша поможет вернуться?

– Буду признателен, – отвечаю ей в тон, глядя на своё дерьмовое отражение в зеркале.

Обратная дорога до кровати занимает чуть меньше времени, хотя друг делает каждый последующий шаг с опаской.

– Аккуратнее.

– Я не смертельно больной. Хватит уже, – рявкаю на девчонку, пятой точкой опускаясь на постель.

– Слушай, братан, тебе бы не только воротник, – Ромасенко на шею в фиксаторе показывает, – но и намордник. Бросаешься на нас сегодня как бультерьер.