Вовик, не солоно хлебавши, поплелся назад.

– Итак, ребята, – застучала по столу Мария Федоровна, – Успокаиваемся! Быстрее начнем, быстрее закончим. Сегодня на нашем классном часу два вопроса. Мы побеседуем с вами о нравственном облике советского школьника, будущем строителе коммунизма и о предстоящем выпускном.

Класс оживился, зашумел. Кто-то из ребят выкрикнул:

– А пить шампанское на выпускном нам можно будет?

– Ты, что не слышал тему классного часа? – строго посмотрела Марьяна на кричавшего. – Нравственный облик! – подняла она свой указательный, пораженный подагрой палец. – Распивать спиртные напитки разве – это нравственно?

Послышались разочарованные возгласы.

– А разве шампанское – это спиртной напиток?! Это ж лимонад, только, для взрослых! А все учителя, только, и говорят, что мы уже взрослые…

Пока класс гудел, обсуждая взволновавший их вопрос, Мария Федоровна между делом наклонилась и распахнула дневник Арины. Что-то мерзкое, со множеством лапок сигануло женщине прямо в лицо.

Учительница от неожиданности вскрикнула, очки упали с ее носа на пол, послышался негромкий треск стекла…

Тишина, как отстоявшаяся вода, заполнила еще недавно бурлящий класс. Она была настолько пронзительной, что было слышно пролетевшего над подоконником комара.

– Что… Что это такое у тебя в дневнике, Лякишева? – спотыкающимся голосом спросила классная.

Ошарашенная Арина привстала из-за парты.

–Я… не знаю…, – прошептала девочка, – Это не мое.… Не мое! – выкрикнула она и закрыв лицо руками, выбежала из класса.

– Кто? – прогремел учительский голос после того, как за школьницей захлопнулась дверь, – Кто это сделал?!

Колобков съежился.

– Я все равно найду паршивца! Милицию вызову! – взлетел к потолку угрожающий бас Марии Фёдоровны, булыжником свалившись на головы примолкших восьмиклассников.

– Вставай! – толкнул его в бок Ванька.

Вовка жалостливо оглянулся на Стрижа.

– Марьяна же от меня мокрого места не оставит!

– Я в милицию не хочу, Колобок, вставай! – не поддержал его тот.

Парень медленно поднялся из-за парты.

Мария Федоровна утопила его в своем потемневшем от гнева взгляде.

– Ты? – забулькал ее возмущенный голос, где-то глубоко в горле, – Негодяй.… Хотел опорочить такую хорошую девочку, посягнул на честь комсомолки! – учительница искала еще подходящие слова, но они видно не находились, и она, только, издавала грозные рыки.

Воспользовавшись ее замешательством, Вовка, заикаясь от волнения, начал оправдываться.

– Марьяна Федоровна! – оплашался он снова.

Среди ребят послышались робкие смешки, но учительница даже не заметила его косноязычия.

– Простите…. Я хотел сказать Мария Федоровна, – окончательно сбился Вовка, – …Я честь не трогал… Я только, за косу ее дергал.… Это была… просто шутка.

– Мать ко мне завтра в школу, шутник! – не приняла его доводов классная.

Сашка хозяйничал на кухне. Он подвязал Ольгин фартук. Завязки не сходились на его круглеющем животе, и он просто подоткнул их под пояс брюк. Мужчина ловко, будто всю жизнь этим занимался, натирал картошку на терке.

– Ух, ты! – воскликнул, вернувшийся из школы, мальчишка, – Что это будет?

– Драников вам нажарю, я там сметаны привез…, – Александр запустил свои лохматые, с засученными по локти рукавами руки в картофельную массу, – Мать, небось, опять к ночи объявится…

– Наверное, – полез Ванька в холодильник за сметаной.

– Ты плохо про нее не думай, – сказал после паузы Александр, – Это я во всем виноват, Ты же меня знаешь, баламута…

– Не баламута, а хорошего человека, – поправил парень, – А о маме Оле, я никогда плохо думать не посмею. И, вообще, может вы бы уже того… на самом деле, без этих дурацких шуток…