Николь огляделась. Здесь было просторнее, может просто из-за того, что тут были окна. Не то, что там внизу у Джефа: светло-серые стены и светильники на них, но всё равно, сидишь, как в яме. Она так и сказала Дику, на что он, отсмеявшись, заявил, что та ёмкость, в которой они работают, именно так и называется.
Отсюда, сверху, было видно и Джефа. Как он, напряженно склонившись к монитору, что-то говорит в микрофон, как что-то достает из ящика стола, как переключает рычажки на пульте. Вот взял чёрную трубку телефона, растянув провод. Она сразу поняла, что бесполезно пытаться услышать его голос отсюда, ей стало грустно. Та полутьма, которая клубилась серьёзностью в его "яме", не позволяла подняться оттуда ни единому звуку, словно держала их в своих мягких объятиях.
Её наблюдения прервал голос диспетчера рядом, своей острой резкостью привлекший к себе внимание Николь:
– Ронни, что у тебя? Сам себя ты без ножа режешь, а не меня!
Она оглянулась: весёлый кудрявый парень, глядя в окно, твёрдо говорил:
– Нужна полоса ноль-сорок через семь минут. Я предупреждал ещё полчаса назад. Вы там борт сами разгружаете, что ли? Кой чёрт, убирайте куда хотите, хоть пинком за дальний привод! У меня аварийный самолет! Что? Да не могут они его направить на девяносто третью! Я даже не уверен, что у них получится качественное выравнивание. Тягач есть – давай, тяни за кромку!
Рядом Дик сказал тихо, продолжая разглядывать что-то в обманном вечернем освещении на взлётном поле:
– Достается наземникам от Фреда. Любит же он поругаться, я тоже раньше такой был: всё время ругался на правах рулевого диспетчера, но потом, как в "яму" спустился – сразу перестал. У нас не до ругани. Всё внимание занимает воздух.
– Вы что, хотите неприятностей? – напряжённо, хоть и негромко заявил диспетчер, приковавший к себе взгляд Николь. Его весёлое лицо никак не вязалось со стальной строгостью в голосе: – Да, я, кто ещё! Ну, ты подгадал! Хоть сдвинешь наконец мне эту кучу деталей!
И контрастом с ним рядом фоном звучало спокойствие:
– Борт двадцатый UA, выруливайте на вторую полосу и ожидайте разрешения на взлет.
– Борт сто восемьдесят восьмой AA, сворачивайте к девяносто третьей и ожидайте разрешения на взлет.
– Минута! – сказал негромко диспетчер напротив Фреда. – Чёрт, ты уже должен его видеть. Тяни, сейчас проверю – он взял трубку звонящего телефона.
– Посадка. Хорошо. Подгоните к девяносто третьей полосе. Борт девяностый, машина доставлена, как её состояние? – и в трубку: – не стабильное, – он переглянулся поверх монитора с другим диспетчером: – Рон? Ну Слава Богу! До кондрашки меня доведёшь когда-нибудь. Время двадцать один семь минут с половиной. Гони их всех с полосы. Да, я. На девяносто третью L. Свободна. Вон он пошёл.
На миг он замолчал, прислушиваясь и рассматривая что-то за окном.
– Ух! – сказал рядом Дик. – Не понял. Кто потушил посадочные?
Николь тоже взглянула на поле. Там было так же, как и раньше. Интересно, что увидел Дик?
– Питер? Сколько? – поинтересовался позади них Фред и Николь снова оглянулась. – Найди Рона, раз ты на поле. Он ещё на РД 3. Понял. Проверь всё. Сто седьмой тяжёлый. Возможно. Пять минут. Думаю, успеете, – передвинул микрофон и шумно перевёл дыхание, слушая завывания сирен.
За ним интересно было наблюдать: как отражались на его лице всплески чувств. Странно, он казался Николь совсем мальчиком, может, поэтому он такой эмоциональный?
– Неплохо, – сказал над с ней Дик, – торможение замедлено вроде, как бы не проскочили.
Она ещё немного постояла, глядя, как к самолёту, только он остановился, подкатила жёлтая машина с красными полосами по бокам, яркая в почти затихшем свете дня. Потом торопливо спустилась назад в "яму", вслед за Диком, потому, что вдруг почувствовала тоску. Сверху было, конечно, очень интересно смотреть, как садятся и взлетают самолёты, как выруливают на посадку, особенно если удавалось рассмотреть номер, который только что называл диспетчер и показывал Дик, но без Джефа ей стало совсем неуютно. Когда она вернулась, Джеф окинул её взглядом, кажется даже не отметив, что это она, что-то говоря при этом в микрофон: