Надо сказать, что DA-DA породило в школе целую субкультуру. У нас были эпигоны. До сцены, даже до школьной, добрались единицы, но из домашних записей можно было составить весьма обширную фонотеку.

Филологи (на класс младше), наслушавшись «Песен путника» выдали эпическое полотно «Москва – Владивосток». В котором под монотонный стук по табуретке и пару аккордов на сильно расстроенной гитаре перечислялись все населенные пункты (по Малому Атласу СССР) на пути следования поезда: Москва, Люберцы… и тд. Вплоть до Владивостока. Мне как старшему товарищу (и почти звезде) сообщили, что в производстве находится будущий хит на все времена Лиссабон – Сингапур. Но, признаться самого хита я так и не услышал.

Так вот битломания… Владислав носил «неуставные» длинные волосы, а за длину стрижки у нас отвечал преподаватель НВП, подполковник Архипов. Это был вполне типичный советский солдафон. Однажды он объявил мне благодарность за… сапоги.

Как-то раз я в комиссионке на Тишинке купил пару отличных офицерских сапог – 28 рублей стоили – вещЬ!– помимо прочего в них было очень удобно ездить на мотоцикле и их легко было спрятать под школьные брюки. Архипов, видимо, решил, что я тем самым пытаюсь славить советскую армию. Ну и хорошо. Но Владик стал личным врагом подполковника. Особенно после того, как в день смерти Джона Леннона он вдруг посреди урока НВП встал, преисполненным скорби, и стоял так некоторое время. Молчаливая форма протеста не практиковалась, она была непонятна, а соответственно, никто не знал, как на нее реагировать. Архипов вылетел из класса и побежал за директором.

Однажды Владислав пришел в школу мрачнее обычного. – Пол МакКартни умер!– Что?! – вырвалось у Миши Сергеева (тоже знатного меломана, но отдававшему предпочтение Pink Floyd) – В 66-м году… – Ох! – выдохнул Миша. – Влад, что ты несешь! У меня аж прям все внутри оборвалось. В 66-м году ха-ха-ха! – Да-да, в 66-м погиб в автокатастрофе, его заменили двойником. – Это ты хочешь сказать, что и Let it be, и еще 2 десятка альбомов двойник что ли написал?.. (я всегда был прагматиком, чем выводил из себя людей, склонных верить легендам).

Был случай, когда кассета Please please me поучаствовала в срыве урока. Урока Миши Фидлера. Ему уже доверили преподавать астономию. Надо же было как-то переходить от старшего пионервожатого в основной преподавательский состав, а место математика было занято, да кем! Леонид Исаакович Звавич уже тогда был звездой, сейчас перечень его заслуг и почетных званий займет пол-страницы. Кстати, к творчеству «DA-DA» Леонид Исаакович относился с отеческой теплотой. Усилитель «Родина»-то с его подачи возник. Класс «В» проманкировал асторномией в исполнении Фидлера в полном составе, но полный состав-то пошел по домам, а мы, два идиота, возбужденных дивной музыкой на великие дела пошли гулять по проспекту с магнитофоном «Спутник 404» за пазухой.

Love,love me do

You know I love You

I`ll always be true

So ple-e-e-e-ease

Love me do!

И тут из-за угла появляется разъяренный Фидлер. Он только что пережил болезненную пощечину, его просто проигнорировали как учителя, не желали воспринимать в этом качестве. Инициатором коллективного прогула выступила, насколько я помню, как раз Настя Петровская. Но она была уже к тому времени далеко, а мы, вот тут. По сему зачинщиками посчитали нас. Ну и Леннона с МакКартни, надо полагать.

В 1985-м году важнейшим моментом для нас с Владиславом стало 14 апреля. Нет, знаменитый апрельский пленум состоялся девятью днями позже. А 14-го православные люди праздновали Светлую Христову Пасху. И мы с ними. Ну, как умели тогда. Мы задались целью обязательно попасть на крестный ход, да не куда-нибудь, а в Богоявленский кафедральный собор, известный также как Елоховский. Тогда для нас – желторотых юнцов – религия была своеобразным символом свободы. Да-да, именно свободы, свободы мысли, свободы от партийно-совкового единомыслия, свободы поверять свои поступки высшей меркой, мудрости и совершенства, а не обрыдлыми лицемерными комсомольскими лозунгами. Так было. Надо сказать, что со своей смелой затеей, а тогда она и впрямь казалась смелой, ведь можно было легко лишиться комсомольского билета, а с ним и надежды на какую-то приемлемую социализацию, мы просчитались. Попасть в храм оказалось вовсе не таким уж простым делом. Начиная от метро «Бауманская» толпу ловко рассекали сначала вежливые люди в штатском, и часть ее сразу же оставалась за металлическими загородками, а другая, неизмеримо меньшая, подвергалась еще нескольким стадиям фильтрации. В конце концов оставался совсем уже капиллярный ручеек, который, пройдя несколько кордонов оцепления мог попасть в вожделенный храм. Мы, не иначе предавшись греху гордыни и самоуверенности, стали искать где у этого оцепления слабое звено. Может с другого конца? – нет! А вот так? – нет перекрыто! После полутора часов безуспешного кружения по окрестностям Елоховской площади мы пришли к неутешительному выводу – слабого звена в этом оцеплении НЕТ. Совершенство его, было, абсолютным. Где-то мы втыкались в недружелюбные милицейские пикеты, где-то дорогу нам преграждали пожарные машины с водометами. Зачем на такой, в общем-то мирный, праздник подгонять водометы – тогда для меня было загадкой. Может, правда, это они беспокоились о пожарной безопасности… ну свечи там, открытый огнь как-никак…