– Зачем нам такое счастье? Поостынь слегка! Ладно, я не буду делать морду чайником – думал, вы с Виктором сегодня улетели. Всё Сонька, вечно мозги накрутит невпопад, прошмандовка! Опять сделала всем смешно! А хата, жлоб, не только ваша, но и наша, или Соня и малой уже таки нам никто? Не надо грязи! Ты всё равно сандалии навострил на Запад, вот она и отмусолила мне перед отъездом в Крым ключики: шо я буду за зря выкладывать свои кровные червонцы на чужую хату, когда наша временно осиротела?

– Наша!? А в маминых драгоценностях зачем рылся, они тоже «наши»? Или ты ещё и ювелир? Вот что, пожалуй, я не поеду ни в какую Америку. Вы здесь в моей квартире на мои же деньги будете жить припеваючи, а я вкалывать на вас. Совсем обнаглели!

– Да ладно тебе, не делай скучное лицо! На кой ляд мне твоя Сонька сдалась, я за неё не раскидывал сети даже тогда, когда она… – и он запнулся.

– Забеременела, да? – продолжил за него Гриша. – Ах ты, гадёныш! Не нужна, так чего же ты к ней шляешься?

Тут Лёва заметил альбомчик в руках у Гриши. Лицо его озарилось нескрываемой радостью, и он, тыча в него грязными пальцами с длинным загнутым ногтем на мизинце, беззастенчиво заявил:

– С какого привоза натырил? Я его полюбил с первого взгляда! Шо, ты им уже таки попользовал? Не будь эгоистом, дуня, дай другим, и тогда хоть изрыдайся по мне, я тебе забуду навек.

Он резко подскочил и стал выдёргивать у пораженного хозяина бабушкин подарок, обрушиваясь на него всем своим грузным телом. Гриша вцепился в альбом мёртвой хваткой: он был меньшей весовой категории, но выше, и более спортивный. Молча, словно два барана, они тянули его каждый в свою сторону, неожиданно из альбома выпала цепочка с крестиком, точь-в-точь такая же, как у Жени. Тут оба непроизвольно выпустили альбом из рук, и он мягко упал на ворсистый ковёр, рядом с крестиком, и бойцы вновь дружно ринулись к подаркам. Более ловкий Гриша первым ухватил крестик с альбомом. Лёва тут же вспомнил об изящном дамском пистолете с перламутровой ручкой, который он прихватил в коридоре, но так и не успел как следует рассмотреть: тогда его внимание переключилось на раскрытый ПОДАРОК ПЕРВОКЛАССНИКА и лежавшую в нём шкатулочку. Он схватил его и направил на Гришу:

– Отдай крестик, вэй з мир, альбом мне более не люб, считай его презентом от меня, я в него только гляну маленько, один крошечный разочек. Слушай, не жадись, ты с этого будешь хорошо иметь, даже лучше, чем хорошо, клянусь мамой! Гони мне его взад, Гришенька, миленький, а то я тебя покоцаю, как Мойша собаку мадам Циперович!

Его голос с каждым словом поднимался всё выше, пока не перешёл на отчаянный визг. Гриша, в отличие от фотографа, знал, что пистолет газовый, убить им нельзя, но его применение не сулило ничего хорошего, даже если заранее прикрыть лицо рукой. Он глянул на возбуждённого Лёву, и понял, что тот не остановится ни перед чем. Но зачем ему крестик и что он такого знает о нём? Гриша ни за что на свете не отдал бы подарки своей таинственной бабушки, тем паче, такой же точно она подарила Жени, что было ему особенно приятно. Кроме того, настырный интерес рыжего проходимца к маленькому скромному символу православной веры, видимо, не случаен. Что скрывается за этим? Нужно попытаться хоть что-нибудь выпытать у Лёвки. А ведь Женя права, за ними следили, и, видимо, вовсе не из-за денег… Гриша где-то читал, что не так-то легко выстрелить в человека, если ты этого никогда ранее не делал и не питаешь к нему особой злобы, и он решился рискнуть своей слизистой оболочкой. Неторопливо, глядя в упор на дрожащего от страха и нерешительности Лёву, Гриша одел на себя крестик, тогда тот, подняв пистолет, заорал: